Очаруй меня - Джоанна Линдсей

– Вы желали ему зла? – неожиданно спросил Доминик.

Она рассмеялась.

– Воображаете, будто я могу сделать так, чтобы все мои желания исполнялись?

– А разве нет?

– Вот уж не думала, что вы суеверны! Впрочем, если уж верите в проклятия, что тут скажешь! Но будь у меня такой талант, я бы ни за что не приехала сюда, не так ли? Уехала бы в Лондон на сезон и вышла бы замуж.

– Это все? И вы бы не хотели чего-то более заманчивого?

Она неожиданно поняла, что они ведут обычную беседу, обычным тоном, что никто из них не рычит и не огрызается.

– Именно этого я ждала последние два года.

Эта мечта помогла ей вытерпеть и вынести последние два года. Она пережила их легче, чем все остальные до этого. Перспектива была такой волнующей, а поездка обещала стать началом новой, лучшей, возможно, даже счастливой жизни. Обещала возможность сбежать от этой семьи. Но этот мужчина тоже может дать ей все это, не так ли? По крайней мере, возможность сбежать.

Поэтому Брук так разозлилась, услышав от него:

– Знаете, у меня нет причин верить в вашу ненависть к брату и есть все причины верить, что вы лжете.

– Как это верно! Но я не чувствую необходимости убеждать вас в чем бы то ни было, так что мне все равно, верите вы или нет. Вы спросили, я ответила. И раз уж мы исповедуемся друг другу…

– Мы не исповедуемся друг другу.

Она проигнорировала его замечание и продолжила:

– Должна предупредить, что я не всегда и далеко не всякому открываю свои чувства. Я давно привыкла держать их при себе.

– Почему?

– Потому что альтернатива может быть… неприятной, – призналась Брук и хотела было добавить, что альтернатива может быть неприятной для нее, но не решилась. Она не старалась перетянуть Доминика на свою сторону, рассказав о жизни в своей родной семье и пробудив жалость к себе, если он вообще способен на жалость.

– Значит, вместо той легкой бессмысленной болтовни, которую я слышу, вы на самом деле кипите гневом? Именно на это намекаете?

Она недоуменно моргнула, но тут же рассмеялась.

– Совершенно верно. Очень часто впадаю в ярость, но не сейчас. Раньше, как вы могли заметить, я злилась, и не сумела это от вас скрыть, потому что…

– Но как я узнаю, скрываете вы или показываете истинные чувства? – вставил он.

– Вам это будет трудно. Не стоит ли просто договориться быть друг с другом откровенными?

– Надеюсь, вы не пробудете здесь достаточно долго, чтобы это имело какое-то значение.

После того, как была честна с ним и так много о себе рассказала, Брук надеялась услышать не это.

– Но я буду продолжать делиться с вами моими чувствами. Вы тоже уже это делаете. Так что полагаю, нам ни к чему об этом договариваться.

И если он даже сейчас не может понять, что ему, наконец, удалось ее разозлить, значит, он просто слеп.

Но Доминик не ответил, потому что принесли ужин и он, наконец, отпустил ее запястье. Брук едва не рассмеялась: очевидно, он злится, потому что голоден, и чем скорее она наложит мазь, тем скорее он сможет поесть.

Она быстро смазала травяной кашицей рану и вокруг швов.

– Пусть высыхает, пока мы едим. Перед уходом я перевяжу вам ногу, чтобы мазь не осыпалась во сне.

– Знаете, что я не хочу вашей помощи? – процедил он.

– Да, вы достаточно ясно дали это понять.

– Почему же упорствуете?

– Как я уже упомянула раньше, вы будете моим мужем, так что мой долг – помогать вам.

– Ваша жизнь здесь никогда не будет приятной. Вам нужно подумать об этом и очень тщательно, а также понять, что у вас есть только один выход.

Брук презрительно вскинула брови:

– Уехать? Это единственный выход, которого у меня нет. Так что может, это вам следует подумать и смиренно принять поражение, – если знаете, как это делается.

– Убирайтесь!

Она едва не выпалила «заставь меня», но проглотила слова. Необходимо запретить себе так легко поддаваться гневу! И откуда берется ее готовность постоянно с ним скандалить? Не будь он прикован к постели, она не посмела бы так себя вести. А травы Алфриды быстро поднимут его на ноги. И она полная идиотка, что способствует этому!

Брук так и не ушла из волчьего логова, хотя несколько секунд смотрела на дверь и едва не поддалась искушению убежать. Но, в конце концов, предпочла проигнорировать приказ Доминика. Она подняла один из подносов, расставленных на маленьком обеденном столе, чтобы поднести его к кровати. На нем стояла вазочка с цветами: Марша пыталась загладить вину перед виконтом за то, что задержала его ужин, пока Брук готовилась к вечеру. Он, возможно, и не заметит, какие красивые эти цветы. Когда она ставила поднос на тумбочку у кровати, надо было улыбнуться лорду, но ничего не вышло. Вулфу еще повезло, что она не плюхнула поднос ему на колени.

– Хотите я вас покормлю?

Нужно перестать его дразнить! Недаром он пронзил ее негодующим взглядом. И даже не поблагодарил за то, что поставила поднос поближе к нему и протянула тарелку. Неужели у этого человека вовсе нет никакого воспитания или его безмерная грубость адресована исключительно ей?

Сняв керамическую крышку с тарелки, Брук отнесла ее к обеденному столу, где собиралась спокойно и подальше от него поесть. Она снова делает это: реагирует на его неприязнь и забывает свою решимость заставить его ее полюбить.

Поэтому Брук сняла крышку со своей тарелки и взяла поднос с собой, а сама уселась в кресло у его постели.

Она будет любезной, несмотря ни на что, и покажет, как хорошо ему может быть рядом с ней.

Он не повторил свой приказ убираться. Возможно, слишком проголодался и был занят едой. Марша приготовила запеченную рыбу с острым соусом. Брук нашла ее очень вкусной. На другой половине тарелки лежали свежие овощи. Марша прислала также печенье, маленькие мисочки с маслом и булочки с корицей.

Доминик без труда дотягивался до всего, что хотел. Впрочем, если не считать раны на бедре, никаких других повреждений у него не имелось, а руки были длинными. Вероятно, когда он встанет, она будет смотреть на него снизу вверх. Найдет ли она его тогда еще более устрашающим? Брук искренне желала, чтобы до этого момента они заключили нечто вроде мира.

Взяв вилку, Брук попыталась найти такую тему для беседы, которая не касалась бы их скорой свадьбы. И поскольку она хотела больше узнать о его семье, она спросила:

– Вашей матери здесь нет?

Он не ответил. Должно быть, спорил с собой, стоит ли отвечать, так что она была довольна, когда он, наконец, соизволил буркнуть: