Мученик - Рори Клементс

Когда-то Шекспир думал, что Джейн тешит надежду, что однажды будет принадлежать ему. Да, Джону нравилось смотреть на нее. Почему нет? Он же мужчина! Но брак основывается на большем, чем просто вожделение. Она ему надоест, и они начнут ссориться.

Джон принялся подбирать бумаги. Он подумал, уж не обнаруженный ли возле тела Бланш Говард листок искал Топклифф. Он, вероятно, решил, что один экземпляр Шекспир где-то спрятал.

Когда, наведя порядок в бумагах и расставив мебель (утром должен был прийти плотник, чтобы починить обшивку стен и пол), Шекспир сидел и потягивал вино, появился Гарри Слайд. Его одежда была растрепана и испачкана, да и проскользнул он в комнату тихо, без своих обычных фанфар.

— Все в порядке, Гарри?

— Я бы так не сказал, господин Шекспир. Так плохо мне еще не было.

— Ты болен? Садись к огню и выпей немного теплого гипокраса.[34]— Пока Слайд, дрожа, устраивался у огня, Шекспир заметил кровоподтеки и синяки на его лице. Казалось, Гарри попался под горячую руку тяжеловесу на Варфоломеевской ярмарке. Нос расцарапан, под глазом черный синяк, его светлые волосы, обычно ухоженные и зачесанные назад, всклокочены, а аккуратная борода порыжела от запекшейся крови. — Гарри, ради всего святого, что произошло?

— На меня напали, господин Шекспир. Забрали кошелек. Он подошел сзади. Не успел я вытащить меч из ножен, как он повалил меня на лед и начал бить по лицу Взгляните на одежду. — Слайд стянул накидку, которая осталась относительно невредимой, но его прекрасный желтый камзол был порван и перепачкан грязью.

Шекспир позвал Джейн и попросил принести теплой воды и полотенца, чтобы промыть раны.

— Где ты был, Гарри?

— В Холборне. Я зашел в несколько харчевен и таверн, чтобы собрать слухи. Как глупо я попался!

Пришла Джейн и принялась промывать раны на лице Слайда. Шекспир налил ему большой бокал вина со специями.

— По крайней мере, я узнал, где найти Валстана Глиба, — сказал Слайд. — Похоже, на Флит-лейн у него стоит печатный пресс. Мне сказали, что бывает он там нечасто — у лисы много нор, — но, возможно, он появится там завтра рано утром.

— Болит сильно?

Слайд отпил вина.

— Голова гудит так, словно меня обухом по голове огрели, но жить буду.

— Ты уж, пожалуйста, живи. Переночуй здесь. Джейн постелет тебе наверху.

— Хорошо, господин Шекспир. Но мне нужно рассказать вам еще кое-что.

— Я слушаю.

— Может, это пустяк, но два дня тому назад в «Маршалси» состоялся странный обед. К двум священникам пришли четверо посетителей. Вместе они преломили хлеб и пили вино,[35]а один из священников отслужил мессу.

Шекспир уже слышал о подобных вещах, это случалось и раньше. Режим в тюрьмах «Маршалси» и «Клинк» был довольно свободным для сидящих в них католических священников. Его это не особенно заботило.

— Ты узнал, кто были эти люди?

Слайд улыбнулся, и тут же пожалел об этом: улыбка оказалась слишком болезненной.

— Ну, — начал он, — имена священников не так важны. Это Пигготт и Пламмер. Пиггот — жалкое создание, по которому виселица плачет, а Пламмер — мой информатор. Он давно отошел от католической церкви, и ему платят за то, чтобы он оставался в тюрьме. Католики оплачивают ему еду, а я — информацию.

— А остальные?

— Три благородные дамы, все из известных католических семей — леди Френсис Браун, молодая девица по имени Энн Беллами и леди Танахилл.

Шекспир удивился.

— Леди Танахилл? Она сильно рискует, ведь ее муж в Тауэре. А эта девица, Беллами, уже потеряла двух братьев — их повесили за связь с заговорщиками из Бабингтона.

Слайд кивнул.

— Но был еще и шестой, последний член этой компании, который заинтересовал меня больше всего. Его зовут Коттон, и он — священник-иезуит.

Шекспир нахмурился.

— Еще один иезуит?

— Да, господин Шекспир. Еще один. Сомнений быть не может, если верить Пламмеру.

Как, размышлял Шекспир, этого иезуита могли не заметить люди Уолсингема? Его шпионы в Риме и других английских колледжах знали имена и перемещения всех английских иезуитов, во всяком случае, так все думали. Уолсингем получил информацию о том, что Саутвелл и Гарнет на пути в Англию, еще до того, как они подняли парус во Франции. Это была зловещая новость, ибо означало, что по Англии свободно разгуливают уже три иезуита. Уолсингема такое известие не порадует. Да и королеву тоже. Ей не понравится, что по ее королевству шастают священники-иезуиты.

— Конечно, есть и другая вероятность, — произнес Слайд уголком разбитых губ. — Мне кажется, что Коттон — не настоящее имя этого священника. Возможно, он тот, кого мы ищем. Роберт Саутвелл.

— Как он выглядел?

— Мне сказали, что он был хорошо одет. Золотистые волосы, живые серые глаза, держался уверенно. Ходят слухи, что Саутвелл — красавец. Один священник говорил мне, что в Дауэй[36]все называли Саутвелла «Прекрасный английский юноша».

— Что ж, Гарри, нужно узнать о нем все.

Слайд, морщась от боли, встал и потер шею.

— Еще кое-что, господин Шекспир.

— Да?

— Человек, который избил меня, уходя, сказал мне кое-что на прощанье.

— Что именно?

— Трудно было разобрать. В ушах звенело, но, кажется, он произнес следующее: «Это еще не конец, Слайд». Откуда ему известно мое имя, если он всего лишь воришка?

На рассвете Шекспир и Слайд сели на лошадей, пересекли Лондон и через Нью-Гейт выехали за пределы городской стены. Они держали путь на Флит-лейн, где надеялись застать Валстана Глиба врасплох.

— Там, — наконец произнес Слайд. — Вот это место. — Падал снег, копыта лошадей бесшумно ступали по заснеженной пустынной дороге. Они остановились, и Шекспир проворно спрыгнул со своей серой кобылы. Он передал поводья Слайду, у которого все болело после вчерашнего нападения, но он настоял на том, чтобы сопровождать Шекспира.

— Останься здесь с лошадьми. Я пойду один.

— Зовите, если понадоблюсь.

— Хорошо.

Это был высокий дом с деревянными перекрытиями и с огромным нависающим вторым этажом, заслонявшим почти весь свет от занимающейся зари. Замка не было, поэтому Шекспир сразу вошел в дом. В прихожей было пусто. Он прошел в другую комнату, побольше, где обнаружил печатный пресс в окружении коробок с литерами. Стоявший у стены пресс высотой в человеческий рост был довольно хрупкой конструкцией. Шекспир прекрасно знал, как он работает; свинцовые литеры буква за буквой вставлялись вместе с гравюрами на дереве в печатные формы на специальной стойке, похожей на двухстороннюю подставку в форме буквы «А». Затем заключкой — специальными клиньями — формы стягиваются и покрываются чернилами, после чего вставляются в дно пресса, где на форму кладется бумага. В процессе печати пресс прижимали к листку бумаги. Рядом лежала стопка газетных листков. Это были отпечатанные экземпляры «Лондонского вестника», чернила уже высохли, и оставалось только распространить газету. Шекспир взглянул на листки и едва сдержал смех.