На расстоянии звездопада - Георгий Ланской

Шофер, воспользовавшись моментом, схватил чемодан и торопливо затолкал его в багажник. Ульяна юркнула в салон автомобиля и едва не прищемила дверью руку Геры. Та взвизгнула и отступила назад, а потом сунула телефон в открытое окно.

– Так зачем ты приехала? Сколько собираешься пробыть в городе? Как прокомментируешь, что твой фильм вызвал в городе общественный резонанс?

– Без комментариев, – резко ответила Ульяна и надавила кнопку, закрывающую окно, а потом еще и дверь блокировала. Усевшийся рядом шофер оглянулся на Геру, рвавшую заднюю дверь и тихо спросил:

– Эт-та… Гамадрила с вами?

Судя по его тону, Гера была ему хорошо знакома и, что характерно, не с лучшей стороны.

– Нет, – ответила Ульяна и добавила умоляющим тоном, – давайте поедем уже, в конце концов?

– Это мы завсегда с радостью, – крякнул шофер и начал осторожно выезжать со стоянки. Брошенная Гера все вытягивала вперед руку с телефоном и снимала происходящее для истории. Ульяне хотелось, чтобы сдавая назад, таксист переехал Мадрилову, и все пыталась по привычке закрыть лицо от камеры, а потом подумала, что, наверное, это уже не имеет значения.

У подъезда тоже никто не встречал, и на звонки не подходил. Задрав голову, Ульяна походила вокруг наглухо запертой двери, потыкала в кнопки домофона, потом снова вынула мобильный и набрала номер, но никто не ответил. Она раздраженно сунула телефон в сумку и села на скамейку, позади которой росли высоченные розовые, красные и белые мальвы.

Ситуация была насквозь идиотской. Вернуться в родной дом, ткнуться в запертую дверь, предварительно отпустив такси, и сидеть у подъезда на собственных узлах, как таборная цыганка. И что? Куда теперь? К родственникам? К знакомым? Куда, черт побери, делась мать, которая давно вышла на пенсию?

Домофон вдруг пискнул, а дверь приоткрылась, и в проеме, подозрительно прищуриваясь, показалась соседка: толстая, с раздутыми варикозными ногами, стриженная бобриком. Ее ноздри трепетали, как у гончей, учуявшей зайца. Узнав Ульяну, она стянула на груди застиранный халатик и льстиво улыбнулась:

– А, Улечка приехали! Здравствуй, милая.

– Здрасьте, тетя Валя, – сдержано ответила Ульяна, в очередной раз поразившись метаморфозе, превращающей соседку из бдительной самки ротвейлера в пучеглазого дружелюбного мопса. Только глаза, холодные и злые, не позволяли доверчиво раскрыть объятия. Соседку, сплетницу, сующую нос куда ни попадя, недолюбливали все, но старались не связываться.

– А я вот с балкона смотрю и думаю: кто это у нас около дверей пасется, да еще с чемоданом, – пропела Валентина, оценивая поклажу хищным взглядом. – Думала, опять шалавы какие-то прохлаждаются. Ох, чего делается, Улечка… Вокзал – вот он, рядышком, и гостиницу туточки построили, так они теперь все в нашем дворе. Я и метелку взяла, думала – шугану… А это ты…

– Вы маму не видели? – быстро спросила Ульяна, подавив желание сдавить жирное горло соседки. – А то я звоню, звоню, и никого…

– Риммочку? Видела, конечно. Она еще с утра ушла. А Таня и Карочка дома, это точно, спят поди. Улечка, ты бы как-то повлияла на них, а? Ну, честное слово, сил нет! Вечером музыка – дыц-дыц! Дверями хлопают, ругаются!

Поднявшая чемодан Ульяна замерла и недоуменно покосилась на соседку.

– В каком смысле – музыка «дыц-дыц»?

– Ну, так они ж ее с утра до ночи гоняют, – охотно пояснила Валентина, нашедшая благодарную слушательницу. – Днем еще ничего, а вечером как включат – так голова лопается… И все ж не по нашему! Вот раньше песни были, я понимаю… «Подмосковные вечера» или «Ромашки спрятались». А тут – тьфу, погань! Я уж думала – не иначе как сатанисты они…

– Погодите, – прервала Ульяна. – Я не поняла. Таня – здесь живет?

– Живет, – радостно закивала Валентина и ее подбородки заколыхались в такт движению. – Живет. И она, и дочка ейная, уже считай полгода как. Я уж Римме говорила: себя не жалеешь, нас пожалей, это ж какие уши выдержат…

– Подержите мне дверь, – попросила Ульяна, прерывая словесный поток.

В блочных пятиэтажках лифты были не предусмотрены. Забираясь на четвертый этаж, Ульяна сердито топала и грохотала колесиками чемодана. Безнадежно отставшая Валентина сопела внизу, повторяла: «господи-господи», но упрямо спешила следом, надеясь не упустить хотя бы часть неминуемого скандала.

Новость, что сестрица Танька и ее дочурка, с претенциозным именем Каролина, живут в квартире матери, убила наповал.

Во время съемок все, естественно, набились в квартиру, и Ульяна демонстрировала режиссеру и оператору, как жила, представляла родственников, хотя, если говорить откровенно, в этой квартире она никогда не жила. На новые апартаменты для матери Ульяна копила два года, откладывая шальные деньги с корпоративной халтуры, модных показов и концертов. Знать об этом поклонникам было необязательно. Не вести же их, в самом деле, в старую халупу с почтой за стенкой, давно потерявшую товарный вид?

Заспанная Танька, прикрывая рот рукой, открыла дверь, пару секунд смотрела на сестру, не узнавая, а потом подпрыгнула, взвизгнула и полезла целоваться с аффектированным восторгом.

– Ой, привет, привет. Ты уже приехала, ага? А я думала завтра… Что же ты не позвонила? Мы бы встретили… Кара! Кара! Ульяна приехала!

Ульяна вошла в квартиру, сердито грохнув чемоданом о пол, сбросила туфли и уселась за стол.

Квартира явно носила разрушительные признаки присутствия Таньки и ее великовозрастной балбески-дочери. На подоконнике валялась расческа с клочьями рыжих волос, заколка, пудреница, пластиковые браслеты и дешевенькая бижутерия. У стены выстроился ряд туфель, а на вешалке, под двумя пошловатыми сумками, болталась ветровка поросячьего колера, слишком вызывающая для взрослой женщины. Привычного, почти стерильного порядка, к которому безуспешно приучала обеих дочерей Римма, не наблюдалось, несмотря на то, что мать явно пыталась привести квартиру в идеальное состояние. Дорогой ремонт, оплаченный Ульяной, уже получил сокрушительный удар от двух светлых голов, смело вносящих в интерьер собственные нотки. На большое зеркало в прихожей налепили бантиков, стразиков, ленточек. А в уголке кто-то совсем отчаянный приклеил скотчем плохо нарисованный портрет Ульяны. Судя по мастерству исполнения, художник явно пытался скопировать его из журнала, переусердствовав с черными линиями. От этого черты лица стали грубыми и гротескными, зато выдающийся бюст автор шедевра увеличил еще больше. Проследив за взглядом Ульяны, Танька пояснила:

– Это Каролина рисовала. Знаешь, у нее явный талант. В школе все восхищаются, а учительница сказала: Каре прямая дорога в дизайнеры. Или модельеры. Нет, скажи, здорово? Я считаю, что она вполне может покорить Москву. Будет вторая Ира Пластова. Та ведь тоже малолетка, а теперь у ней сама Бритни Спирс одевается.

– У Пластовой папаша миллионер, – рассеяно сказала Ульяна. – То, что Спирс одевается у Пластовой мулька рекламная. Бритни еще не совсем с ума сошла. Все это выдумки.