Одиночный Дозор - Акилле Кампаниле

– Доброе утро. Александр! Спасибо за помощь, ты свободен.

Саша бросил на Никиту сочувственный взгляд и безропотно проследовал к выходу, оставив того один на один с наставником.

– Ох, Никита, – произнес Эдуард Карлович вместо своего привычного «так», с которого он обычно начинал разговор. Плохо дело.

Басоргин поискал глазами шкаф для одежды, не нашел и с недовольным видом пристроил пальто в совершенно неподобающее место – на спинку стула.

– Не надо было его брать, потому что его агентурная сеть нам еще пригодится? – негромко спросил Сурнин.

– Нет! Его не надо было брать потому, что тебе этого не поручали!

Басоргин прошествовал к окну, поправил жалюзи, беспечно сдвинутые в сторону Сашей Спешиловым, и развернулся.

– Доволен собой? Всем все доказал? – устало спросил он.

Никита предпочел бы отмолчаться, да где там.

– Что ты тут вытягиваешься во фрунт, как околоточный перед участковым приставом! Я спрашиваю, что ты обо всем этом думаешь, дозорный?

– Э-э… Вы знали, что я проколюсь и настрою Трофима против своих?

Басоргин вздохнул, отставил свободный стул почти к противоположной стене и сел.

– Еще варианты есть?

– Н-ну… Он мог меня в чем-то нехорошем убедить, а остальные бы устояли, нет?

– Нет, Никита. Ограничения касались еще нескольких сотрудников оперативного отдела, один из них – боевой маг. Наложены они были исключительно потому, что каждый из вас благодаря опыту работы и личным качествам моментально напал бы на след Проповедника и в кратчайший срок взял бы его с поличным!

– А… что, не надо было?

– Надо было, но не так быстро. Есть вероятность, что подобная тайная структура с агентурной сетью организована силами Тьмы. И Дневной Дозор ее негласно прикрывает. Мы надеялись, что в ближайшее время Трофим нас на нее выведет – они конкурируют в одной плоскости, их интересы обязательно должны были пересечься. Аналитики просчитывали ситуацию…

Никита вспомнил вампиров в парке, засветившихся перед Светлым дозорным и до смерти перепугавшихся при появлении дозорного Темного. «Да! Точно!» – чуть не воскликнул он вслух, но вовремя удержался.

«Я знаю, как выйти на Темную сеть, туда только что затащили новых сторонников, дайте мне два часа», – тоже лучше было не говорить.

– Ты хотел что-то предложить?

– Нет-нет, Эдуард Карлович. Я хотел сказать, что сегодня в офис Леонид Вересаев придет, будет вас искать, вы с ним поговорите, пожалуйста, по душам. И передайте ему, что его мобильник я у дежурного оставил, пусть заберет.

– Хорошо, я уже в курсе. Так… Оставляй объяснительную и иди дальше работай, Никита. У тебя в округе патруль уже с ног сбился. Как только появится реальная сверхзадача, с которой одному тебе из всего Дозора суждено справиться, я тебе лично позвоню.

По пути к метро Никита достал черную визитную карточку, сбавил шаг и за ближайшим поворотом набрал номер.

– Что ты готов предложить мне за Проповедника? – не поздоровавшись, спросил он.

– Ты его взял? – уточнил Андрей Старков.

– Я от него в пяти минутах.

Это утверждение полностью соответствовало истине. Врать Темным небезопасно. Так уж повелось, что Светлые лучше чувствуют чужую боль, а Темные – чужую ложь.

– Ничего. Мне он уже не интересен. Сами с ним разбирайтесь, – ответил Темный и отключился.

Никита посмотрел на померкший экранчик и убрал сотовый в карман. Значит, Басоргин сказал чистую правду. Старков как собаку натравил Светлого дозорного на Светлого же Проповедника, чтобы обезопасить собственную пропагандистскую машину, и Никита с легкостью купился на его трюк!

Сурнин постоял, обхватив голову руками, и медленно провел ладонями по щекам. Может быть, однажды принятое решение уйти из Дозора было правильным? И он зря вернулся. И ошибался он вовсе не тогда, когда писал заявление об уходе, а когда писал другое заявление – о восстановлении в оперативном отделе Ночного Дозора города Москвы…

Он посмотрел на клочок порозовевшего неба, который стремительно затягивали лохматые тучи, подстерегавшие рассвет за крышами высоток, и побрел к метро.

За окном словно застыли в лучах фонарей вертикальные ледяные струи. Город, раскинувшийся по ту сторону непреодолимой преграды из стекла и льда, перемигивался огнями светофоров, стоп-сигналами машин и сочувственно смотрел теплыми глазами окон в насквозь промороженный сквер возле фитнес-центра.

Временами на сквер и на дома, выстроившиеся вокруг, яростно налетал ветер. Тогда замороженный мир снаружи сметала снежная кутерьма, и в стеклопакеты с глухим стуком бились лохматые мокрые комья.

Варе казалось, что она слышит эти тяжелые удары даже сквозь бухающую музыку и мерное жужжание беговой дорожки. «Ну и погода, – тоскливо подумала она, на бегу бросив взгляд на улицу. – А я еще надеялась, что к вечеру успокоится. Как я домой пойду?»

Она протянула руку и с силой вдавила светящийся «плюсик», глядя, как замелькали на табло ярко-зеленые цифры. Когда счетчик остановился на четырнадцати километрах в час, жужжание тренажера не так чтобы в разы усилилось, но приобрело какую-то грозную мощь. Словно замкнутое полотно дорожки под ногами поднатужилось, перед тем как унести Варю далеко-далеко отсюда – в теплые края, к горячим скалам, пальмам, синему морю, пестрым набережным – прочь от неласковой весны и ледяного города за огромными витринами окон. Надо только еще совсем немного прибавить скорость и удержаться на мчащейся ленте…

– Варя, слезай скорее, что я тебе скажу!

Подруга Маша заскочила на соседний тренажер с нерабочими табло.

Против всех правил техники безопасности Варя на бегу повернула голову. Город за стеклом качнулся, Варя чуть не слетела с беговой дорожки, на мгновение потеряв равновесие, схватилась за поручень, но удержала темп.

Маше хорошо. Маша высокая, худенькая, с длинными-длинными ногами. И лицо у нее такое… удобное. В смысле для косметики. Хоть Клеопатру рисуй! Тушь не скатывается, пудра ложится ровно… А еще – пирожные. Машка их может тонну съесть, и ни жиринки лишней! А Варе приходится каждую калорию отрабатывать. Дежурный тренер фитнес-центра ей даже комплимент сделал недавно: вы, говорит, девушка, наверное, легкой атлетикой занимались, бегаете профессионально. А она, может, этот бег терпеть не может. Просто эклеры очень любит и корзиночки с кремом, которые подают в столовой Литературного института, и кофе с сахаром. Невозможно его без сахара пить: горько, невкусно!

– Мне… еще километр… – запыхавшись, сказала Варя.

– Да слезай же! Говорю, не пожалеешь.

Маша была настойчива. Беговая дорожка подчинилась святящимся цифрам, замелькавшим в обратном порядке, затормозила. Для очистки совести Варя пошагала с минутку и спрыгнула с остановившегося тренажера. Пол под ногами едва не превратился в гигантское движущееся полотно. Но Варя привычно зажмурилась, пережидая легкий приступ головокружения, открыла глаза и наконец повернулась к подруге, настойчиво дергавшей ее за бретельку спортивной майки.