Вор и Книга Демона - Дэвид Эддингс

— Народ Медайо — самые глупые люди в мире, Эмеральда.

— Ну и что?

— Подумай: люди, поклоняющиеся истинному Богу, должныбыть более разумными.

Она вздохнула.

— Это один и тот же Бог, Альтал. Неужели ты этого досих пор не понял? Векти и плакандцы называют его Хердосом, потому что для нихважнее всего стада овец или коров. Экуэрцы называют его Апвосом, потому что ихвнимание обращено в основном к озерам. Медайцы — самый древний народ в этойчасти света, и они принесли это имя с собой, когда впервые пришли сюда.

— Откуда они пришли?

— Издалека, с юга. После того как они научились пастиовец и сеять хлеб. Пожив немного в Медайо, они распространились на остальныеземли, и люди в этих землях стали называть Бога по-другому.

Она встала, потянулась и зевнула.

— Давай закажем сегодня на ужин рыбу, — предложилаона.

— Рыба была вчера вечером, и позавчера тоже.

— Ну и что? Я люблю рыбу, а ты?

— Да, рыба — это, конечно, неплохо, но она немногонадоела мне после того, как мы три недели подряд ели ее по три раза в день.

— Тогда сам заказывай себе ужин, — рассердиласьона.

— Ты прекрасно знаешь, что я пока не умею это делать.

— Тогда ты будешь есть то, что я поставлю на стол,верно?

Он вздохнул.

— Рыбу? — спросил он покорно.

— Великолепная идея, Альтал! Я так рада, что ты об этомподумал.

В Книге было много такого, что было непонятно Альталу, и онис Эмеральдой провели немало счастливых вечеров, разговаривая об этом. Крометого, много времени они посвящали играм. Эмеральда все-таки была кошкой, акошки любят играть. Когда она играла, то напускала на себя какую-тосерьезность, что делало ее совершенно очаровательной, и ее присутствиедоставляло Альталу немало удовольствия. Порой во время игры она совершала такиеглупости, что они казались почти человеческими. Задумавшись об этом, Альталпришел к выводу, что глупость присуща только людям. Животные в основном слишкомсерьезно относятся к самим себе, чтобы в них можно было заподозрить что-тосмешное.

Однажды, когда он сидел, напряженно глядя в Книгу, краемглаза он заметил легкое движение и понял, что это Эмеральда подкрадывается кнему. Он не стал обращать на нее внимания, а она продолжала красться к нему пополированному полу. Он знал, что она приближается, и был готов к тому, что онанабросится. Повернувшись вполоборота, он поймал ее обеими руками в воздухе.Затем последовала обычная шутливая перепалка, после чего он прижал Эмеральду ксвоему лицу.

— О, как я люблю тебя, Эмми! — сказал он. Онаотдернула свою мордочку от его лица.

— Эмми? — прошипела она. — ЭММИ?!!

— Я заметил, что люди так делают, — попыталсяобъяснить он. — Пожив какое-то время вместе, они начинают называть другдруга ласкательными именами.

— Поставь меня!

— Не обижайся так.

— Надо же — Эмми! Поставь меня, или я разорву тебе ушикогтями!

Он был уверен, что она не сделает этого, но опустил ее напол и слегка погладил по голове.

Она повернулась к нему боком, вздыбив шерсть и прижав уши. Изатем зашипела на него.

— За что, Эмми? — спросил он в притворномизумлении. — Что я такого сказал? Я просто удивлен твоей реакцией.

Тогда она начала ругаться на него, и это действительно егоудивило.

— Ты и вправду сердишься?

Она снова зашипела, и он рассмеялся.

— О, Эмми, Эмми, Эмми! — нежно сказал он.

— Что, Алти, Алти, Алти? — ответила онаязвительно.

— Что? Алти?

— Что слышал! — сказала она. Потом села на кроватьи надулась.

В тот вечер он ничего не получил на ужин, но чувствовал, чтоэто, возможно, того стоило. Теперь у него был способ ответить ей, когда онаначинала разговаривать с ним надменно. Стоило назвать ее «Эмми», и вся спесьмоментально слетала с ее мордочки, уступая место бессловесной ярости. Альталвзял это средство на заметку, чтобы пользоваться им в будущем.

На следующий день они помирились, и жизнь пошла обычнымчередом. В тот вечер она закатила ему на ужин настоящий пир. Он понял, что этобыл жест примирения, поэтому расхваливал кушанья после каждого съеденногокусочка.

Потом, когда они улеглись спать, она довольно долго умывалаему лицо.

— Ты вчера сказал правду? — промурлыкала она.

— Что именно я такого сказал? — спросил он.

Она тут же прижала уши.

— Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

— Ах это, — сказал он. — Конечно, правда. Нестоило и спрашивать.

— Ты мне не лжешь?

— Зачем мне лгать?

— Зачем? Ты же величайший в мире лжец?

— Ну спасибо, дорогая.

— Не зли меня, Альтал, — предупредила она. —Все мои четыре лапы сейчас обвиты вокруг твоей головы, так что будь со мнойповежливей, если не хочешь, чтобы я натянула твою физиономию тебе же назатылок.

— Я буду паинькой, — пообещал он.

— Тогда скажи это еще раз.

— Что сказать, дорогая?

— Ты знаешь — что!

— Хорошо, котенок, я люблю тебя. Тебе от этого лучше?

Она потерлась мордочкой о его щеку и замурлыкала. Временагода сменяли друг друга, как всегда, хотя здесь, на макушке мира, лето былокоротким, а зимы длинные, и после того как они сменились много раз, прошлое,казалось, забылось, превратившись лишь в смутное воспоминание. Тем временемнезаметно проходили дни за днями, а Альтал по-прежнему бился над Книгой. Онначал все чаще проводить время, уставившись на освещенный купол, размышляя отех странных вещах, которые открыла ему Книга.

— Что с тобой? — раздраженно спросила однаждыЭмеральда, когда Альтал сидел, почти не глядя в Книгу, которая лежала перед нимна гладкой поверхности стола. — Ты даже не можешь сделать вид, чточитаешь.

Альтал положил руку на Книгу.

— Просто в ней говорится о том, что мненепонятно, — ответил он. — Я пытаюсь это постичь.

Она вздохнула.