Кружевное убийство - Людмила Мартова

– Я понимаю, но других вариантов нет, – сухо сказала Снежана. – Если вы определились с узором и выбрали ткани, оставлю вас на Лиду, чтобы оформить заказ и внести предоплату. С завтрашнего дня я приступаю к работе, чтобы уложиться в установленные вами сроки.

– Да-да, я согласна и на все готова.

– Тогда до свидания. – Снежана кивнула Лиде, которая с готовностью бросилась к заказчикам, стрельнув глазами в Артемия. Да-а-а, зацепило, похоже, девку!

Впрочем, думать про Лиду и ее взаимоотношения с мужским полом было неинтересно и малопродуктивно. Лучше поработать. Поднявшись в квартиру, Снежана переоделась, выпила чаю и уселась за пяльцы. Мамы дома снова не было. Сегодня они с Татьяной Алексеевной отправились в Музей кружева. Троюродная тетушка внезапно воспылала таким интересом к народным промыслам, что не хотела ждать ни минуты.

Немного подумав, предостерегать от визита Снежана не стала. В музее и без санитарных ограничений народу обычно бывало немного, а уж при сокращении туристических потоков – тем более. Снарядив маму и тетушку масками и гелем для обработки рук, Снежана сочла предосторожности исчерпанными.

В тишине и покое ей работалось споро и как-то уютно. Вьющаяся под пальцами нитка, складывающаяся в дорожку кружевного узора, мелодичный звон коклюшек успокаивал, прогоняя тревоги последних дней. Ни о чем неприятном думать не хотелось, в голове всплывали фразы из когда-то давно слышанных песен. Пожалуй, Снежана и не вспомнила бы сейчас, когда и где успела их выучить, слова рождались где-то глубоко внутри. Генетическая память, что ли?

В детстве, когда она еще только постигала мастерство плетеи и живо интересовалась историей вологодского кружева, Снежана читала о том, что у основательницы вологодского манера Брянцевой была еще одна сторона ее невероятного дарования – Анфия Федоровна была большим знатоком и носителем фольклора. В ее памяти хранился неистощимый запас русских народных песен, которые она исполняла за работой, передав такую же привычку и своей дочери Софии. Та пела еще лучше матери, и на основе брянцевских талантов исследователь Николай Иваницкий в 1887 году даже издал двухтомный сборник «Русские народные песни Вологодской губернии», который содержал 631 песенный текст.

Если считать, что далекая родственница Снежаны Таточка Макарова-Елисеева была любимой ученицей Софии, то значит, она тоже могла петь те же самые песни и передать их детям и внукам. Чем не генетическая память? Впрочем, и над этим феноменом думать не хотелось, а хотелось петь. Стуча коклюшками, Снежана начала тихонько напевать себе под нос, а затем, вспомнив, что она в квартире совершенно одна, запела во весь голос.

В школьные годы она ходила в хор, и учительница говорила, что у нее неплохие вокальные данные, но петь на людях она ужасно стеснялась и вот так, не сдерживая себя, пела, только когда была уверена, что ее никто не слышит.

В том, что кружевные узоры могут быть говорящими, Снежана даже не сомневалась. Несмотря на то, что кружевницы в их семье специализировались на предметах одежды и плели исключительно для того, чтобы их заказчицы могли себе позволить быть красивыми, она знала немало мастериц, для которых кружевоплетение было скорее искусством.

Панно «Олени» по рисунку художницы Исаковой, сплетенное в шестидесятых годах двадцатого века для выставки в Канаде, было ее любимой работой. Панно Веселовой «Сказка о царе Салтане» для «Экспо-70» в Осаке – «белая нитка, строящая ажурный град на острове Буяне, где вырастают узорчатые башенки». Панно «Вологда» с фигурками трех кружевниц, работающих коклюшками, и спускающимся из-под их рук белоснежным кружевом, которое превращается в цветы и птиц, Софийский собор, Колокольню и домик Петра I. Оно было изготовлено для выставки «Советская Россия» в Москве. Не скатерти, не жилеты, не косынки, не шали – картины.

Неудивительно, что Тата Елисеева пусть раз в жизни, но тоже решила разработать сколок для картины – той самой, мрачной, с крестами. Интересно все-таки, воплотила она свой странный замысел в кружево или ограничилась сколком? Внезапно Снежане ужасно захотелось рассмотреть его повнимательнее, она даже вскочила со стула, но тут же села обратно, вспомнив, что его забрала заграничная тетушка и унесла в свой гостиничный люкс. Что ж, про свой отъезд домой она пока не заикается, так что времени рассмотреть, а то и скопировать узор, если возникнет такое желание, достаточно.

До обеда Снежана работала и напевала, не отвлекаясь больше на посторонние мысли, и к возвращению мамы с Татьяной Алексеевной была вполне довольна и собой, и результатом своего труда. Тетушка по возвращении села рядом и, пока мама накрывала на стол, внимательно наблюдала за быстро двигающимися Снежаниными пальцами, восторженно цокая языком.

– Какая же ты талантливая, девочка моя! Я уверена, что тебя ждет блестящее будущее. Как только закончится все это безобразие с пандемией, я отвезу тебя в Женеву, познакомлю там с известными модельерами, и ты обязательно прославишься. Думаю, персональная выставка – это самое малое, что я смогу для тебя сделать.

Снежана скептически посмотрела на нее. Конечно, говоря все это, тетушка ничем не рисковала. «Когда закончится безобразие с пандемией…» А когда оно закончится? Когда рак на горе свистнет.

– Спасибо, Татьяна Алексеевна, – вежливо сказала Снежана, помня о привитых с детства хороших манерах. – Обязательно. С удовольствием посмотрю на Женеву.

– Не веришь, – догадалась пожилая дама и зачем-то погладила Снежану по голове. – Что ж, я тебя понимаю. Отчасти. Но вот увидишь, что я говорю правду. Пройдет время и все увидишь!

– Тата, Снежинка, обеда-ать! – закричала мама.

Из кухни пахло ухой и расстегаями с рыбой. Кажется, чтобы приготовить сегодняшний обед, мама встала в пять утра. Почему-то Снежана вспомнила следователя Зимина, который наверняка обрадовался бы таким блюдам. И почему она сейчас о нем подумала?

– Иде-е-ем! – прокричала она в ответ, вскочила с табуретки и потянула тетушку за руку.

Тата разогнулась и потерла пальцами затекшую спину. С каждым днем плетение давалось ей все с большим трудом, чай, не девочка уже, пятьдесят пять лет! Впрочем, Соне, Софии Петровне Брянцевой, уже исполнилось шестьдесят, а сидение над пяльцами до сих пор не вызывало у нее ни малейших трудностей. Ну, да Соня с юности была не такая, как все. Сколько же лет они знакомы? Да, точно, сорок уж минуло, раз на календаре 1897 год.

Тата подошла к окну и выглянула во двор, где бегала наперегонки с собакой ее любимая внучка Машенька. Интересно все-таки жизнь складывается: при семерых детях дочь у нее одна и внучка тоже одна, все остальные – мальчики. Что ж, хорошо – есть кому свои умения передать. И дочь – плетея, и Машенька уже коклюшками стучит вполне уверенно, хоть и семь лет всего девчонке. Без хлеба не останутся, руки прокормят.