Холодный мир - А. Дж. Риддл

– Ждать, что какая-то из наших капсул окажется рядом с ней?

– В точку.

– И вы уже поговорили об этом с каждым членом команды?

– Да. Но факторов риска очень много: стыковка, взятие на борт второго члена команды. Ну и очевидно, что ее спасение – это не цель миссии.

– Что нам делать, если мы ее спасем? – Я тут же поправляюсь. – После того как мы ее спасем? Посадим ее в спасательную капсулу и отправим домой?

– Мы так и предлагали, но комитет проголосовал против. Каждая капсула может нести троих, максимум четверых космонавтов. Если одной из капсул не станет, то как минимум двое из команды не вернутся на Землю.

– Она отправится с нами к артефакту?

– Ей придется. Слушайте, Джеймс, мы оба знаем, что это рискованно и смысл экспедиции совсем в другом. Моя работа здесь, в НАСА, заключается в том, чтобы убедиться, что делается все возможное для защиты тех людей, кого мы отправляем в космос. Поэтому я здесь, и моя работа – задавать вопросы.

Я снова пробегаю взглядом по бумагам, как будто именно сейчас я увижу в них решение своей дилеммы: либо подтверждение необходимости спасти Эмму, либо четкие основания для отказа Фаулеру в его просьбе.

Умом я понимаю, что не должен этого делать. Соотношение риска и возможного успеха явно не в нашу пользу. В ходе нашей экспедиции должно определиться, продолжит ли существовать человеческая раса или нет. С такими ставками нет никакого смысла идти на необязательный риск. Именно так во мне говорит ученый, но правда в том, что я не могу бросить Эмму Мэтьюс умирать. Я не такой, и она явно не заслуживает такого конца.

Так что я возвращаю Фаулеру бумаги со словами:

– Я в деле.

* * *

Проснувшись, я чувствую себя так же, как после сна в той сушилке в тюрьме: раздраженным, разбитым и словно одурманенным.

Спотыкаясь, я добираюсь до общей ванной и кое-как бреюсь, потому что не знаю, когда мне это удастся сделать в следующий раз. Посмотрев на свои покрасневшие глаза и осунувшееся лицо, я с уверенностью могу сказать, что за последние два дня постарел на десять лет.

Раздается стук в дверь – это два ассистента из НАСА, которые будут сегодня со мной на всех этапах подготовки к старту.

Мне все кажется нереальным. Через пару часов я полечу в космос и сейчас стараюсь унять свои нервы и сконцентрироваться, потому что, как известно, страх грядущего гораздо хуже самого грядущего. Довольно давно я выработал свой способ успокаивать нервы: я говорю сам себе, что это будет пробный вариант, а в данный момент все не по-настоящему. Таким образом, между сознанием и окружающей действительностью формируется защитный барьер.

Ассистенты приводят меня в зал, гораздо больший, чем комната для совещаний. Руководство – вице-президент вместе с сенатором, которого я видел на ТВ, – и видные специалисты из НАСА с угрюмыми лицами стоят на возвышении. Меня приводят в первый ряд, где я и стою до тех пор, пока рядом не оказываются трое других американцев, входящих в команду корабля: Дэн Хэмпстед, Гарри Эндрюс и Энди Уоттс.

Вторая группа, которая заходит в зал, – наши дублеры. Увидев инженера-робототехника, которая может занять мое место, я киваю ей, она улыбается в ответ. Я знаком не столько с ней самой, сколько с ее работами, и уверен, что выбрать в команду ее было бы хорошим решением – гораздо лучшим, чем Чэндлер.

Сначала выступает вице-президент, потом сенатор и, наконец, Фаулер. С трудом фокусируясь на том, о чем они говорят, я уже представляю себя на корабле, в лаборатории, конструирующего то, что мне необходимо для выполнения миссии.

Экран на стене наконец загорается, показывая взлетную площадку и готовящуюся к старту ракету. Судя по часам в углу экрана, дело происходит где-то в другом месте, потому что на экране ночь, а здесь – в центре Кеннеди – девять часов утра. Местоположение становится ясно, когда на экране появляется титр «Космодром Байконур, Казахстан».

Старт под управлением Роскосмоса – первый в списке. Человека сейчас внутри капсулы нет, только полезная нагрузка. Как только таймер доходит до нуля, ракета сотрясается, выпуская из двигателей белый дым, и отрывается от земли, стремительно набирая скорость и исчезая из вида. Включается вторая камера, отслеживающая ее полет в атмосфере. А затем… Ничего.

За моей спиной прокатывается шепот. Оглянувшись, я вижу почти две сотни людей, стоящих будто громом пораженные. Не обменявшись ни словом, все думают, что ракета была уничтожена, даже не достигнув орбиты.

Экран снова оживает, показывая уже вид из космоса, по которому становится понятно – получилось. Разгонные ступени отстыкованы и падают обратно на планету, а сама капсула свободно плывет, поправляя курс маневровыми двигателями.

В комнате раздаются радостные крики, все ждут и надеются, но две минуты спустя капсула все еще на месте и полностью функционирует.

Фаулер выходит вперед, переводя звучащий на заднем плане на русском языке диалог.

– Леди и джентльмены, капсула 1Р пять минут назад достигла низкой орбиты Земли и в настоящий момент не обнаруживает никаких солнечных аномалий.

Толпа взрывается, вскакивая со своих мест, крича и аплодируя. Дэн Хэмпстед свистит, а я, как человек, который немногим позже взлетит в космос в аналогичной капсуле, такими новостями довольно сильно взволнован.

На экране появляется другой, сияющий огнями, космодром – Цзюцюань, – крупнейший в Китае по запускам полезной нагрузки и космонавтов.

Как и в случае с предыдущим запуском, ракета взлетает и беспрепятственно достигает орбиты.

Следующая на очереди Япония – Космический центр Танэгасима. Тоже удачно.

Круг повторяется: Байконур, Цзюцюань и Танэгасима производят второй запуск полезной нагрузки.

Наконец, приходит время для запуска первого пилотируемого аппарата. Он происходит в Байконуре, и, хотя нам не сообщают имя космонавта, я знаю, что это Григорий – он единственный русский в команде. Неожиданно для себя я начинаю нервничать, ведь одно дело смотреть на запуск какого-то груза, а совсем другое – на кого-то, кого я знаю лично, на моего будущего партнера по команде корабля «Пакс». Я знаю его всего лишь один день, но уже считаю другом, а потому беспокоюсь.

Как и раньше, ракета взлетает в космос, наступает темнота, и зал снова взрывается криками, когда на экране появляется вид на Землю из капсулы Григория.

Капсула Мина стартует с Цзюцюаня, капсула Идзуми – с Танэгасима. Уже половина моей команды на орбите, ждет остальных.

Первые ракеты с полезной нагрузкой взлетали под покровом ночи, с темной стороны Земли и вне прямой видимости Солнца. Умный ход, значительно повышающий шансы на успех. Но Кеннеди и Космический центр Гвианы произведут пуски днем, и, если со стороны нашего светила кто-то наблюдает за Землей, мы поймем это при следующих стартах. Они начинаются прямо сейчас.