Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести - Владимир Маркович Санин

бездельников «трусливой храбрости» — такой термин я ввел в обиход. Чтобы храбрость не перешла в безрассудство, мне нужно, чтобы ее сдерживала бескорыстная любовь к собственной шкуре. Тогда получается как раз то, что нужно. Был у меня один любитель отбивать чечетку на лавине, но теперь он там (можете вообразить, что на словечке «там» я ткнул пальцем в небо). Поплевывают на лавины и бахвалы из туристов — пока их как следует не напугаешь.

Мы-то знаем, что безопасной лавина бывает только тогда, когда она мертва, то есть спущена вниз.

Этим мы сейчас и занимаемся. Конечно, приятнее всего спускать лавину, обстреливая ее из зениток (лаять на медведя лучше всего издали), но опыта у нас еще маловато, да и мороки много: нужно вызывать артиллеристов из центра, а пока они приедут и пристреляются глядишь, либо лавина сама сошла, либо снаряды кончились. Взрывчатка хороша, но дают нам ее в обрез, приходится экономить. На четвертую ее хватило, а остальные мы время от времени подрезаем — хотя и дедовский, а надежный способ, к тому же самый дешевый.

Делается это так. Мы проходим лавиноопасный склон, соблюдая железное правило: один — на лыжне, остальные страхуют его веревками. Только так. Если лавина созрела, она может сорваться от малейшей нагрузки, и гигантская утрамбованная плита — мы называем ее снежной доской — устремится вниз. В этой игре лавина единственный раз в своей жизни ведет себя по-честному: прежде чем сорваться, она издает утробный звук: «бух! вум! ух!», оставляя лавинщику на размышления несколько потрясающе быстротечных секунд. Если ты оказался на склоне один — драпай в сторону со всей доступной тебе скоростью; если же подстрахован — тебя подсекут веревками и ты пропустишь доску под собой. Дело, как видите, не такое уж и хитрое, мало-мальски опытный лавинщик всегда имеет шанс.

Случаются и забавные эпизоды. Однажды мы с Олегом пытались подрезать доску, несколько раз прошлись туда-сюда, убедились, что она не созрела, отпустили ребят на другой объект и, съехавшись, стали беззаботно любоваться пейзажем. Помнится, мы даже присели и закурили — так нам было приятно ощущать себя молодыми и полными сил идиотами. И вдруг — «вум!». Жизнеутверждающий звук, напоминает первый такт знаменитой мелодии Шопена. Словно нам кое-куда всадили по здоровому перу, мы на скорости бросились в разные стороны — Олег направо, я налево. Секунда, другая, сильный рывок — и я покатился по снегу (говорю о себе, хотя наши дальнейшие показания совпали в деталях, оба идиота были связаны одной сорокаметровой веревкой). Чувствую, какая-то сила меня останавливает, ни туда, ни сюда, задираю голову — мама любимая, катится огромный вал! Напяливаю, согласно инструкции, капюшон и морально готовлюсь к переходу в новое качество. Ну, пора, пора, почему я так долго дышу? Не выдерживаю, открываю глаза — вал остановился в двух шагах. На ватных ногах мы поднялись, на цыпочках, стараясь не дышать, съехали вниз и тихо поклялись друг другу остаток жизни потратить на то, чтобы чуточку поумнеть.

Карниз, снежный наддув весом этак тонны в три, мы подрезаем тонким стальным тросом — примерно так, как продавец в магазине разделывает брусок масла. Мы мечтаем, чтобы карниз, падая, спустил лавину, сделав за нас самую неприятную часть работы. Осман и Рома пилят его, стоя на гребне, а мы смотрим и ждем, замирая от предвкушения. По нашим данным, под основанием седьмого лавинного очага — слой глубинной изморози, отличнейшей смазки: от сильного удара доска может оторваться и покатиться вниз с километровой высоты, как на шарикоподшипниках.

Далеко внизу, по ту сторону речки Кёксу, разрезавшей ущелье пополам, столпились зеваки. Мы против этого не возражаем, они в безопасном месте, пусть смотрят и набираются впечатлений — меньше лихачить будут. Их, наверное, человек двести — с биноклями, фото— и киноаппаратами. Об этом я догадываюсь, сверху-то они кажутся букашками. Они жаждут зрелища — и они его получают!

Карниз рухнул, доска вздрогнула, оторвалась по всей длине метров на двести и с ревом и грохотом пошла вниз, лопаясь по пути на блоки, побольше и потяжелее тех, из которых лепят дома. Как бальзам на душу — пинком ноги одолеть такого дракона!

— Была доска — нет доски, — философски замечает Олег. — Тысяч на пятьдесят потянет, чиф?

Мы считаем на кубометры. Не на полсотни, но тысяч на тридцать дощечка, пожалуй, потянет. Для Кушкола — так, середнячок, здесь лавины бывают и на полмиллиона, но это после хорошего снегопада.

— По гривеннику бы с каждого, — кивая на толпу зевак, мечтает Гвоздь. — Посидели бы вечерок в «Кюне».

В «Кюн» (в переводе на русский — «Солнце») мы совершаем культпоходы после получки, чаще ходить нам туда не по карману.

— Кажется, я проголодался, — выжидательно глядя на меня, сообщает Рома.

Это вызывает всеобщее сочувствие. При нормальном для акселерата росте метр восемьдесят Рома весит пятьдесят пять килограммов — вместе с очками. Куда девается невероятное количество пищи, которую он поглощает, — одна из неразгаданных тайн природы. С появлением Ромы на станции даже вечно голодный Гвоздь отошел на задний план.

— Не человэк, а удав, — негодует Осман. — Аллыгатор.

Теперь все сочувствуют Осману. Полгода назад, едва освоившись в нашем коллективе, Рома с самым наивным видом предложил Осману на спор скушать небольшого барашка. Осман примерил Ромины ботинки, отправился за барашком — и вытаращенными глазами смотрел, как в чужой утробе бесплатно исчезает килограммов шесть отборного мяса: рублей сорок в переводе на шашлыки. Впрочем, раза два Осман водил Рому в гости к кунакам, ставил на него и свое отыграл с лихвой.

Спасается Рома тем, что Гвоздь варит для него и себя сверхплановый полуведерный горшок каши. Кое-как подкармливают Рому и пари, которые он легко навязывает самоуверенным туристам, — кто быстрее пройдет трассу. Кому придет в голову, что этот сверхинтеллигентного вида очкарик — мастер спорта по горным лыжам?

На сегодня хватит, Рома прав — одними эмоциями сыт не будешь.

Действующие лица и исполнители (Окончание)

Добрая весть! Циклон застрял на полпути, выдохся — не хватило сил. Кавказские боги, христианский и мусульманский, пощадили нашу маленькую горную республику. Снегопада, лавин не будет, праздник продолжается.

Спускаюсь вниз на лыжах, лишний раз проверить склоны не мешает. Главные склоны маркированы флажками и знаками, но кое-где лыжня уходит в сторону, а в одном месте — прямо под четвертую лавину. Кому-то, наверное, очень надоело жить.

Заезжаю в расположенный на середине трассы домик спасателей, отрываю от чаепития Хуссейна и его помощника Ахмата, прошу их встать на лыжи