Никогда_не... - Таня Танич

Он одет только в старые потертые джинсы, на которые сменил дорожную одежду, в руках держит ведро, наполненное мыльной водой, а его напарник тащит щетки и другие хитроумные приспособления. Солнце успело чуть прихватить его плечи, волосы, влажные то ли после купания, то ли после активной работы, спадают на глаза и я чувствую, как у меня начинает щекотать под ложечкой, а во рту пересыхает от волнения.

Круто. Вот прямо очень круто. Я вообще не контролирую свои реакции, а нам здесь куковать еще целые сутки, не считая сегодняшних. И как теперь мне тут жить, ходить и не выдать себя, не сболтнуть чего-то лишнего, если… все время будет так.

Я не знаю, что с этим делать. И только сейчас понимаю, что раньше надо был думать, но как обычно, этим не озаботился никто из нас.

Артур, поймав мой взгляд, тоже демонстрирует отнюдь не чудеса выдержки. Ставя ведро на землю, он обращается к помощнику, видимо просит его отнести туда, куда они вдвоём направлялись — и, быстро пресекая разделяющее нас расстояние, подходит почти вплотную, делает инстинктивное движение вперёд, потом назад, потом заводит руки за спину и застывает в молчании. В итоге мы все втроём — вчетвером, если считать Ляму, — стоим и пялимся друг на друга, и мне, если честно, так даже нравится. В отличие от его неожиданного появления на городском пляже, по приглашению Эмельки, сейчас мы не так растеряны и ждали встречи друг с другом. Я бы могла и дальше так стоять если бы мне разрешили просто смотреть на него, и не требовали никаких объяснений. Сколько угодно могла бы.

Ситуацию спасает Марина. Со своей добродушной непосредственностью, устав угадывать намерения хозяйского внука, она как нив чем ни бывало, спрашивает:

— Шо тебе, Артур? Ляму забрать у меня хочешь, или как?

— Я? — Артур прокашливается. — Ляму? Нет, не хочу, — и, спустя секунду, добавляет: — Как она, кстати? Нормально со здоровьем?

— Та слава Богу, не болеет. Ветеринар смотрел недавно, говорит, что все на мази. Не должно быть сюрпризов.

— Лямка у нас иногда прямо сдаёт. Никак не можем понять, в чем проблема. Волнуемся за неё страшно все. Иногда днями в вольере лежит, не поднять ее, ни выпасти, — наконец, обращается ко мне Артур, и я, не дослушав его, послушно киваю. Я сейчас с чем угодно могу согласиться, лишь бы он говорил. — Слышишь, Полин? Нравится тебе она? Самая спокойная и добрая лошадь у нас. Хорошо, что вы уже познакомились.

Я опять глупо улыбаюсь и киваю, не найдя слов для беседы с ним при посторонних.

— Это потому, что она на себя весь сглаз и порчу берет. Вот потом и страдает, бедняжка, — обьясняет Марина, и грустно вздыхает. — Не жалеет себя совсем. Все хотят на Лямочке поездить, а люди всякие бывают… как тебя — Полина? Вот такие дела, Полина. Как попадётся гад какой-то, она потом и не выдерживает, сил нет даже встать.

Странно, почему-то Марина не спешит записывать меня в касту старших, к которым надо относиться уважительно, но без особого интереса, называя имени-отчеству. Отмечаю это про себя, прежде чем услышать еще один ее вопрос:

— Слушай, Артур, а кто там ещё сегодня покататься хочет? Хоть нормальный человек, не как отот мент, от которого у нас вся конюшня на дыбы встала?

— Не волнуйся, хороший человек. Только нервный немножко, — Артур улыбается краешком губ, и я внезапно понимаю, о ком идёт речь.

— Вэл? Вэл будет ездить? — чуть ли не выкрикиваю я, тут же забывая о своём замешательстве.

— А то, — его глаза продолжают смеяться. — Он тут уже по всем конюшням прошёлся, помогал нам чистить стойла, сено носил, коней поил — так что на час езды заслужил.

— Целый час! — возмущается Марина. — Ну, я не знаю, хлопцы, Ляма уже и так уморилась, она с самого утра сегодня оседланная. Еще и три спецзанятия дала, Артур! Может, не надо?

— Так ты ее не гоняй, не надо по манежу, — стоит на своём Артур, и я вижу, как Марина уступает ему, не потому что согласна, а потому что его слово тут главное. — Давай покорми, пусть отдохнёт немного, а потом прогуляйтесь — самым спокойным шагом. И ей хорошо, грунт сменит, и попасется немного. Только давай не сейчас, а когда солнце чуть сядет. Чтобы не жарко было. Думаешь, это хуже, чем в стойле?

— Ну, раз так… — кажется, Марина не до конца верит этим словам. — Ой, Артурку, что-то ты мягко стелешь, та жестко спать. А клиент разве на такое согласится? Мы ж Ляму идём выгуливать, а не его. Еще заскучает, начнёт требовать, чтобы она его покатала, рысью погонит.

— Нет, поверь мне. Ему с головой хватит, — уверяет Артур и я слышу, как скрытое веселье опять прорывается в его голосе. — Это мой друг, я знаю, что говорю. А хочешь моего коня посмотреть, Полина? — неожиданно спрашивает он, и я еле успеваю сориентироваться, все еще пытаясь отойти от новости, что Вэл сейчас гордым всадником прошествует по местным полям.

Пока я напряжённо морщу лоб, стараясь сформулировать самый достойный ответ, ситуацию снова спасает Марина:

— На Руслана? Ой, осторожнее, чтобы не спугнуть гостей. Что там он сегодня?

— Брыкается — смеётся Артур. — Но рад мне. Скучал. И я за ним.

— Руслан у нас дурной, но красивый — страх! — продолжает объяснять мне Марина. — Мало кого к себе подпускает, вот только его, — показывает она взглядом на Артура, — и ещё Олянку, сестру мою. Она такая же, без царя в голове — так этот конь только с такими, как сам, и сходится. Сколько раз сестра с него падала, пока он ее принял! Больше только ты, Артур, да? Мы думали, убьётся тогда к чертовой бабушке, а хозяин, когда вернётся, так всех нас и закопает, что не досмотрели, — доверчиво делится она со мной, но я ещё мало что понимаю.

— Дед тогда уезжал по делам, а мы с пацанами решили на спор Руслана объездить, — теперь уже Артур обьясняет ситуацию. — Нам строго-настрого запретили к нему подходить — но кто ж послушается. Так, наоборот, только интереснее. А он очень молодой ещё был, дикий, кровь так и играет. Скидывал нас легко, прям играючи. Я уже не помню, сколько раз падал — даже, когда понял, что держусь, уже ничего не видел и не слышал, вся спина отбитая была. Говорю же, дурак. Сейчас бы сам не знаю… может, и не полез бы. Но тогда мне этого коня не отдали б ни за что. Значит, так и должно быть.

— Ага-ага, ты лучше расскажи, как дед Гордей потом вернулся и всем так всыпал! Аж об молодого хозяина хотел табуретку сломать — но передумал, ты говорит, и так травмированный, может, у тебя там с мозгами сотрясение, а я только добью. Кому тогда я здесь все оставлю?

— Да, было дело, — смеясь с Мариной в один голос, подтверждает Артур. — Пять лет уже прошло, Полин. Маринка тогда поменьше была, спряталась под столом в веранде — всю ночь найти не могли. Думали, сбежала с хутора, потерялась или цыгане украли.

— Да! А я всю ночь сидела, заползла за коробки в углу — и никто не нашёл! — Марина еще громче заливается звонким смехом. — Вылезаю с утра, а мамка плачет, Олянка плачет. А потом как увидели меня — как накинулись!

— Что, тоже с табуретками? — не могу сказать, что мне так уж смешно от местных привычек.