Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

миру и истории, и не чувствовала себя вправе более им злоупотреблять. Ее колебаниям положил конец звон шпор Кохуна Гранта, шагающего в их сторону через двор. Подойдя к ним, он доложил, что приехал к О’Мою, но, услышав о том, что здесь находится лорд Веллингтон, решил сначала повидать его.

— Вы появились очень кстати, Грант, — сказал он и повернулся, чтобы попрощаться с племянницей Джека Армитиджа.

— Я не забуду ни о мистере Батлере, ни о капитане Тремейне, — обещал он, и на его лице появилась ласковая улыбка. — Им очень повезло с защитником.

Глава 15

БУМАЖНИК

— Какая-то странная тайна окутывает смерть Самовала, — сказал полковник Грант.

— Да, и у меня точно такое же ощущение. — Веллингтон нахмурился.

Они были во дворе вдвоем. Лучи уже высоко поднявшегося солнца, пробиваясь через решетки с виноградными лозами, покрывали стол, за которым сидел его светлость, поминутно меняющимся узором из света и тени.

— Все бы казалось понятным, если бы не дуэльные шпаги. Это оружие и рана Самовала однозначно свидетельствуют о дуэли. В ином случае мы могли бы с большой долей уверенности предполагать, что шпион был застигнут на месте преступления и получил по заслугам.

— Как? Граф Самовал занимался шпионажем?

— В интересах французов, — последовал бесстрастный ответ. — Он действовал по заданию группировки Созы, чьим орудием стал.

И Грант подробно рассказал все, что знал о Самовале.

Некоторое время лорд Веллингтон сидел в молчании, размышляя. Затем поднялся, обратив пронзительный взгляд на полковника, который был на целую голову выше его.

— У вас есть доказательства того, о чем вы говорите?

— Безусловно. И доказательства вполне осязаемые. Они у меня с собой.

Грант вытащил небольшой бумажник из красного сафьяна, украшенный тисненой буквой «S», увенчанной короной, заключенной в венец. Открыв его, он вынул несколько бумаг.

— Я был в этом уверен и до того, как минувшей ночью осмотрел его тело перед тем, как уйти. Вот то, что я нашел, и среди прочих бумаг здесь есть такие, на которые я хотел бы обратить внимание вашей светлости. Сначала это. — Он передал Веллингтону собственноручную записку князю Эсслингенскому Ляфлеша, его тайного агента, имеющего регулярные консультации с графом, содержавшую благодарность графу за ценную информацию, уже полученную от него.

Его светлость вновь сел и прочитал записку.

— Тут содержится полное подтверждение того, о чем вы говорите, — медленно проговорил он.

— Теперь это. — Полковник положил на стол отчет с приблизительной численностью и расположением британских войск в Португалии. — Почерк Самовала, те, кто его видел, без труда узнают. И наконец это, сэр. — Он развернул набросок карты, озаглавленной тоже по-французски: «Вероятные расположение и протяженность фортификаций к северу от Лиссабона».

— Приписка внизу, — добавил Грант. — Она написана с применением шифра, принятого у французов, что свидетельствует о том, как далеко зашел Самовал. Вот ее перевод.

Он положил перед лордом Веллингтоном лист бумаги, на котором было написано: «Я изобразил данный план, исходя из собственного знания местности, перехватываемых время от времени обрывков информации и своего личного обследования дорог вблизи этого района. Он имеет своей целью послужить простым ориентиром действительного нахождения фортификаций, точный план которых я надеюсь вскоре получить».

Его светлость прочитал текст очень внимательно, не проявив, впрочем, ни малейшего беспокойства.

— Для человека, имеющего в своем распоряжении столь незначительные сведения, как он сам утверждает, — последовал спокойный комментарий, — он чертовски точен. Похоже, к маршалу Массена этот план еще не попал.

— Судя по всему, Самовал решил его пока не отправлять, намереваясь заменить настоящим, который, как он сам говорит, собирался вскоре добыть.

— Полагаю, он умер вовремя. Что-нибудь еще?

— Главное, — сказал полковник Грант, — я оставил напоследок.

Он развернул еще одну бумагу и отдал ее главнокомандующему. Это был исчезнувший из пакета, который вез капитан Гарфилд, отчет лорда Ливерпула о войсках, отправляющихся в Лиссабон в июне-июле.

Его светлость ознакомился с содержанием и сжал губы.

— Смерть настигла его действительно вовремя, чертовски вовремя. Человек, который его убил, заслуживает того, чтобы быть упомянутым в официальном донесении. Больше ничего, я полагаю?

— Остальное не так важно, сэр.

— Очень хорошо, — он поднялся. — Если вы не возражаете, я оставлю их себе вместе с бумажником. Я собираюсь на встречу с членами регентского совета, и столь сильное оружие будет мне весьма кстати. Каким бы ни было окончательное решение трибунала, сейчас важно, чтобы все узнали, что Самовал нашел смерть шпиона, застигнутого на месте преступления, как вы и предположили. И это будет единственным заключением, к которому смогут прийти члены португальского правительства, когда я положу перед ними эти бумаги. Они надежно заглушат все протесты.

— Могу ли я проинформировать об этом О’Моя?

— О, конечно, — сразу согласился его светлость, но тут же задумался. — Подождите, — он опустил глаза. — Все же лучше не делать этого. Не говорите ничего никому. Давайте пока оставим все между нами. Ведь это не имеет непосредственного отношения к случившемуся. Кстати, когда назначено заседание трибунала?

— Я только что слышал, что маршал Бересфорд назначил его на четверг, здесь, на Монсанту.

Некоторое время Веллингтон о чем-то размышлял.

— Наверное, я приеду — я пока побуду в Торриж-Ведраш. Это очень странное дело. А каковы ваши впечатления, Грант? Вы что-нибудь понимаете?

Грант невесело улыбнулся.

— Я пытаюсь сложить в одно целое все известные факты, но картина получается весьма загадочной, многое остается неясным, а бумажнику в ней вообще нет места.

— Вы все расскажете мне по дороге в Лиссабон — я хочу, чтобы вы отправились со мной. Леди О’Мой, надеюсь, простит меня, если я отбуду «по-английски» — ее нигде не видно.

А леди О’Мой сознательно скрылась с глаз, движимая теми же побуждениями, которые заставляют прятаться страдающее животное, чтобы не показывать свою боль. Подавленная горем и тревогой, она удалилась в заросли на одном из склонов Монсанту, где Сильвия и нашла ее на берегу ручья, заросшего цветущими фиалками. Она была в слезах, разрываясь между необходимостью хранить секрет и совершенной невозможностью его дальнейшего сохранения, глаза ее были полны слез.

— Юна, милая! — воскликнула мисс Армитидж, опускаясь рядом с ней на колени и по-матерински обнимая этого взрослого ребенка.

— Что случилось?

Не в силах больше сдерживаться, несчастная Юна громко разрыдалась.

— Моя дорогая, я так мучаюсь. Я, наверное, сойду с ума. За что мне все это? Ведь я всегда была внимательна к другим и — ты знаешь — никому не причиняла страданий. А Дик… — он так эгоистичен.

— Дик? — переспросила Сильвия, и участия в ее голосе стало меньше. — Ты сейчас думаешь о Дике?

— Конечно. Все беды начались из-за него. Я имею в