Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский

цветными, ведь на чужих плакатах изображались чёрные линии; А.В. привёл мнение французов: «Зачем же были изобретены цвета, будет нелепостью не использовать их»; воспользовавшись советом, попросил художника кривые линии на графике сделать разного цвета; получилось красиво и, главное, их легко было анализировать, сравнивать.

15 марта в 14-00 первой защищалась по лёгким бетонам женщина из Баку; я через несколько минут вышел из зала, решил прогуляться по территории института; погода была тёплая, весенняя, таял снег; и вдруг, совсем не ожидая, меня начал бить мандраж: заколотилось сердце, но голова была ясная; старался унять овладевшее мною смятение, спрашивал себя, что такое со мной происходит; не понимал в чём дело, откуда взялось волнение; шагал между лужами, а мандраж не проходил; я обозлился, даже ругнулся; затем подбодрил себя напутственной речью: «Ты способен. Ты уверен. Ты можешь это сделать. Ты способен сделать это»; быстро пошёл к главному корпусу, и когда вошёл в зал, председатель сообщил результат предыдущей защиты: двенадцать членов за, против нет.

Был объявлен перерыв, в течение которого я прикрепил 22 плаката в два ряда по высоте и стал дожидаться момента начала защиты, никакого волнения у меня уже не было; и вот самый важный момент наступил, когда я начал доклад; переходя от плаката к плакату, чётко характеризовал полученные результаты исследований, хорошо ответил на вопросы; член комиссии д.т.н. Малинина язвительно спросила, что означают увеличенные фотографии структуры замёрзшего и оттаявшего бетона и зачем они на плакатах? Я спокойно дал обстоятельный ответ, но она сказала, что эти фото «за уши притянуты»; редко бывают взгляды, которые колют больнее, чем тот, каким она меня наградила. Затем в соответствии с процедурой были зачитаны мои данные, отзывы Красноярских трестов и начались выступления; первый оппонент Шишкин на защиту не пришёл, был зачитан его положительный отзыв; второй оппонент П.С.Костяев подробно остановился на новшествах в моей работе, слушали его внимательно; выступили мои руководители, Миронов и Лагойда, которые уделили основное внимание полученным ценным практическим результатам и разработанным мною рекомендациям для производственников; уж они-то знали высказывание В. Гёте: «Сильный ум, преследующий практические цели – лучший ум на земле». Председатель объявил результаты голосования: 10 за, 2 против, т.е. на принятом тогда жаргоне это означало, что мне «кинули два шара»; но важен был общий результат – 10:2 в мою пользу; в кулуарах я поблагодарил Миронова, Лагойду и Крылова, который сказал, что два шара – это даже хорошо, т.к. ВАК с подозрением относится, когда все члены комиссии единогласно за; такие диссертации часто отправляют на рецензии двум-трём учёным, следует разбирательство и из-за этого сильно задерживается утверждение ВАК и выдача диплома. Меня поздравили друзья, очные аспиранты, а Иркутская аспирантка Лагойды, Ольга Ларина вручила мне цветы; не могу выразить сладостного чувства, овладевшего мною в эту минуту.

Миронов, как мне позже рассказал Лагойда, всю дорогу, идя в свою лабораторию, возмущался поведением Малининой, её вопросами к соискателю и язвительными комментариями, ибо он считал, что один шар бросила она; и даже мне, когда я принёс в лабораторию свёрнутые плакаты, С.А. высказался нехорошо в адрес своей бывшей аспирантки; для меня это не имело никакого значения, а его видно задело. Малинина в молодости работала в лаборатории Миронова, защитила кандидатскую и докторскую диссертации по исследованию бетона, применяемого для изготовления ж/б изделий в пропарочных камерах на заводах ЖБК. Позже стала заведующей крупной лабораторией в НИИЖБе, членом диссертационного совета; порой стала придирчиво, а то и необъективно, несправедливо, относиться к успехам других исследователей, т.е. в пику лаборатории Миронова; я редко видел её, но однажды на совещании, где аспиранты докладывали результаты работ, я наблюдал её общение с коллегами; увидел и понял, что она был из тех людей, для которых улыбка – произвольный волевой акт, а не естественное выражение эмоции; в нашей душе есть уголок для особого вида презрения, которое мы питаем к людям, беспричинно нас ненавидящим, хотя мы не сделали им ничего плохого.

На следующий день я вышел на улицу, чтобы пойти на почту; всё было прекрасно в то утро, всё радовало меня, даже то, что повсюду еще лежит снег; но всё-таки стало понятно, что зима кончается; есть ведь особый запах весны, который ощущается, не запах, скорее – какая-то мягкость воздуха; я был рад такой развязки – всё-таки это итог пятилетнего напряжённого труда; отправил телеграмму в Красноярск Гале и позвонил маме в Ростов, а в Москве – брату Эрику и сестре Елене.

В магазине купил четыре бутылки шампанского, много сладостей, фруктов и в 11-00 в лаборатории отметили событие; тогда в стране власти запретили проводить банкеты после защиты диссертаций и даже были известны случаи, когда о банкете кто-то из «доброжелателей» сообщал в ВАК, что имело отрицательные последствия; моё обильное угощение всем в лаборатории понравилось, оно заменило банкет, против которого больше всех возражал, естественно, руководитель С.А.Миронов; особенно тепло меня поздравила с.н.с. Ольга Николаевна Иванова, работавшая в группе Крылова; в течение всех лет, когда я приезжал в НИИЖБ, она сразу была готова помочь мне в любых вопросах, относилась ко мне с тёплым чувством; именно она предложила ранее посетить директора экспериментального завода Госстроя СССР и попросить его изготовить несколько форм для образцов дорожного бетона; мы вместе сочинили письмо, подписали у директора НИИЖБа Алексеева; я пошёл на завод, расположенный недалеко, прекрасно понимал, что директору завода НИИЖБ не указ, он может отказать, а формы мне были очень нужны; в приёмной находилась секретарь, весьма привлекательная 40-летняя женщина, которая разговаривала со своей подругой; они были в хорошем настроении, шутили и смеялись; я обратился к ним, показал письмо и спросил: «Может директор сейчас не в настроении и откажет, так я лучше приду в другой раз?», на что секретарь улыбнулась, посмотрела на свою подругу и сказала мне: «А мы сейчас сделаем ему настроение»; когда они входили в кабинет, я увидел через открытую дверь директора – маленького пожилого человечка, сидевшего за столом; женщины вышли с подписанным письмом, я поблагодарил и отнёс письмо начальнику цеха; когда всё рассказал Ольге Николаевне, она смеялась до слёз и приговаривала: «знаю, знаю я этих девушек, они всё сумеют сделать со своим директором».

Поздравил меня любезный Б.А.Крылов, который, как мне однажды рассказал м.н.с. Боря Усов. Крылов наблюдая все годы за мной, немного сожалел, что я попал аспирантом под крыло Миронова и Лагойды, а не к нему; я очень проникнулся уважением к Б.А. и хочу отметить ещё кое что; с виду он принадлежал к числу тех людей, которые не ломали никогда головы над пустяками, и которых вся жизнь катилась как