Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Акцент на рационализацию управления военной экономикой Германии, являвшийся одним из последствий кризиса 1941 г., был несомненным новшеством. А объемы производства вооружений в Германии после назначения Шпеера действительно выросли. Однако относиться к этому как к аполитичному выражению технократических способностей Шпеера было бы ошибкой. «Оружейное чудо», о котором на все лады трубили пропагандисты, имело чисто политическую цель. Его предназначение состояло в том, чтобы дать ответ на принципиальные сомнения, все сильнее терзавшие военную экономику Рейха. Сигнал, который подавала кампания по рационализации, сводился к тому, что очевидный дефицит доступных Германии ресурсов не обязательно является фатальным. Благодаря продуманному волевому руководству и энергичным импровизациям можно производить больше вооружений за меньшие деньги. Кроме того, как часто демонстрировал вермахт, достижениям немецких солдат не было предела – при условии, что они были обеспечены необходимым оружием.

Разумеется, мы не собираемся отрицать, что Шпеер и Мильх сумели обеспечить прирост производства вооружений. Он был вполне реальным. Но не менее реальным был и стратегический провал этих усилий. Сущность игры Гитлера в декабре 1941 г. сводилась к выигрышу времени. После объявления войны Соединенным Штатам необходимость решительной победы над Красной армией стала как никогда злободневной. В этом важнейшем отношении Министерство вооружений Шпеера не справилось со своей задачей. В 1942 г., когда были получены первые серьезные итоги «оружейного чуда», советская экономика благодаря решительной мобилизации ресурсов существенно превосходила немецкую объемами производства. Советскому

Союзу не удалось сохранить это первенство. К 1944 г. Германия догнала его и опередила. Но как было известно и в Советском Союзе, и в Германии, исход войны на Восточном фронте определили летние, осенние и зимние бои 1942–1943 гг. И в этот решающий период превосходством обладали советские заводы. Это окно возможностей было столь важно потому, что на протяжении большей части 1942 г. британские и американские наступательные операции против Третьего рейха носили лишь маргинальное значение. Но к осени 1942 г. ситуация изменилась. Британский и американский перевес в ресурсах сперва дал о себе знать в Северной Африке и Средиземноморье, затем обеспечил разгром флота подводных лодок, а начиная с весны 1943 г. вылился в непрерывные воздушные бомбардировки. Это открытие серьезного «второго фронта» в сочетании с отстранением Муссолини от власти в июле 1943 г. произвело поистине драматический эффект. Вследствие разрушений, произведенных британскими и американскими бомбардировками за шесть месяцев 1943 г., Шпееру не удалось совершить новых «оружейных чудес». Немецкий тыл страдал из-за серьезного упадка морального состояния. К июлю 1943 г. война была явно проиграна.

Последнее, знаменитое ускорение производства вооружений в 1944 г., на котором главным образом основывается репутация шпееровского Министерства вооружений, происходило среди разгула апокалиптического насилия, стоившего жизни миллионам людей и опустошившего значительную часть Европы. Кровожадные практики эсэсовского полицейского государства стали применяться непосредственно в военной экономике сперва на заводе Mittelbau, а затем и взявшим их на вооружение «Истребительным штабом». В первой половине 1944 г. на немецких заводах удалось собрать десятки тысяч устаревших истребителей, мобилизовав все доступные материалы и рабочую силу, прибегая к ничем не ограниченным репрессивным мерам и используя любые возможности для экономии за счет роста масштабов производства. Летом 1944 г. Шпеер и «Истребительный штаб» поддерживали по телефону непрерывный контакт с перронами Аушвица, на которых эсэсовцы производили сортировку венгерских евреев – последней крупной группы, которую ждали газовые камеры. В смертоносной сырости и мраке подземных заводов Ганса Каммлера Третий рейх предпринял последнюю тщетную попытку сравняться с американцами в сфере массового производства.

Гитлер предсказывал, что если Германия не одержит верх над врагами, то ее постигнет национальная катастрофа, какой еще не было в современной истории. Начиная с 1942 г. он и его соратники – среди которых главную роль играл Альберт Шпеер – вели Германию прямо к этой катастрофе. Даже в наше время размышления об ущербе, понесенном по вине гитлеровского режима и его бесполезной войны, остаются занятием почти невыносимым. С тех пор прошли десятки лет, но память о вреде, причиненном европейскому населению, материальной стороне повседневной жизни и самой идее европейской цивилизации, все еще достаточно сильна для того, чтобы вызвать чувство отчаяния, гнева и возмущения – причем не только у жертв Германии. Обзор этих ужасов здесь неуместен. Но поскольку историкам экономики удается делать так, что катастрофы, подобные той, которую Германия навлекла на себя в 1945 г., не отражаются на долгосрочной траектории экономического роста, имеет смысл уделить этой теме немного внимания.

В 1945 г. разрушения и страдания людей в Германии достигли почти неописуемых масштабов[2084]. К моменту краха Третьего рейха, помимо миллионов людей, убитых немцами по всей Европе, погибло или пропало без вести более трети мальчиков, родившихся в немецких семьях в 1915–1924 гг. Среди тех, кто родился в 1920–1925 гг., потери составляли 40 %. Остальное немецкое население было затронуто перемещениями и депортациями, принявшими поистине эпический размах. В то время как 11 млн военнослужащих вермахта, переживших войну на действительной службе, было согнано в импровизированные лагеря военнопленных, управлявшиеся оккупационными силами, примерно такое же число перемещенных лиц, не являвшихся германскими гражданами, – 9-10 млн человек – в ожидании репатриации в родные страны Восточной и Западной Европы пользовались непривычной для них свободой. Одновременно с тем в свои разрушенные города спешили вернуться 9 млн эвакуированных немцев. Этот поток на востоке дополняла гигантская лавина из 14–16 млн этнических немцев, которых ожесточенное славянское население систематически изгоняло из их родных мест в Восточной и Центральной Европе. Не менее 1,71 млн человек умерло во время этого поразительного исхода. Страна, куда они «возвращались», встречала их неописуемым опустошением и нищетой. Значительные части Германии превратились в «пустыни, усеянные обломками, где живые нередко завидовали мертвым»[2085]. Было разрушено не менее 3,8 млн из общего числа в 19 млн квартир. В городах, сильнее всего пострадавших от бомбардировок, потери жилого фонда достигали 50 %[2086]. Немецкое население, до осени 1944 г. достаточно хорошо питавшееся, теперь страдало от голода и холода в перенаселенных и полуразрушенных домах и квартирах.

В отличие от того, как вели себя немцы, когда им подчинялась вся Европа, союзники принимали необходимые меры к тому, чтобы немецкое население не вымирало. Но они делали это с известными оговорками. Как выразился в июне 1945 г. генерал Люсиус Д.Клей, заместитель Эйзенхауэра, «Этой зимой условия жизни в Германии будут исключительно суровыми и многих ожидает холод и голод. Но некая доза холода и голода необходима для того, чтобы немецкий народ осознал последствия развязанной им войны»[2087]. Тем не менее Клей заявлял, что «эти страдания не должны иметь своим результатом массовую смерть от голода и болезни»[2088]. В совместной директиве начальников штабов № 1067, представлявшей собой главную инструкцию, полученную оккупационными силами в 1945 г., указывалось, что Германия должна получать продовольствие в количестве, достаточном лишь для того, чтобы предотвратить «заболевания и волнения». Впрочем, вплоть до 1948 г. снабжение продовольствием во всех четырех зонах оккупации оставалось совершенно недостаточным. В результате решений, принятых Шпеером и Zentrale Planung в 1943 и 1944 г., вместо азотных удобрений, необходимых немецким фермам, выпускались взрывчатые вещества и боеприпасы. Урожайность резко снизилась. Ситуацию усугубляло то, что главные богатые зерном территории Германии к востоку от Одера и Нейсе по решению Потсдамской конференции были переданы полякам. Продовольствие приходилось везти из-за Атлантики, однако к началу лета 1946 г. нормы выдачи продуктов питания во многих городах Германии составляли менее 1000 калорий в день. Несмотря на процветавший черный рынок, налицо были признаки серьезного недоедания. Выросла смертность, а также число заболеваний, связанных с голодом. В британской и американской оккупационных зонах удвоилась заболеваемость дифтерией, тифом и туберкулезом. Резко снизился вес новорожденных. Даже самые неустрашимые статистики опасались заглядывать в ту пропасть, в которую скатилась Германия к концу 1945 г. К тому моменту деньги уже давно не функционировали в каком-либо привычном смысле слова. Согласно одной оценке, ВВП Германии на душу населения к 1946 г. снизился до уровня, который не видели с 1880-х гг., составляя чуть больше 2200 долларов – в десять раз меньше, чем в современной ФРГ. И эта цифра наверняка преувеличивает реальный уровень экономической активности во второй половине 1945 г. Добыча угля, на которой держится современное городское общество, упала на 80 %, притом что даже этот уголь не мог распределяться по стране из-за разрушения железных дорог.