Вот холера! История болезней от сифилиса до проказы - Анна Хоружая

Наш герой оставил свое имя и в истории медицины. Дело в том, что он изучал не только заболевания людей. Его именем назван эпидемический вирусный энцефаломиелит мышей, вспышка которого в лаборатории может полностью уничтожить всех лабораторных животных – болезнь Тейлера, то же имя носит и вирус, вызывающий заболевание.

Вакцина от желтой лихорадки помогает более-менее спокойно посещать многие страны. До сих пор два десятка государств требуют на въезде международное свидетельство о вакцинации против желтой лихорадки: Бенин, Буркина-Фасо, Габон, Гана, Демократическая Республика Конго, Камерун, Конго, Коста-Рика, Кот-д’Ивуар, Либерия, Мавритания, Мали, Нигер, Перу, Руанда, Сан-Томе и Принсипи, Того, Французская Гвиана, Центральноафриканская Республика и Боливия. А есть еще четверть сотни стран как в Африке, так и в Центральной Америке с эндемичными зонами по желтой лихорадке, где такое свидетельство настоятельно рекомендовано. Так что победить эту «забытую» болезнь, в отличие от дракункулеза, пока не удается – все-таки это намного, намного сложнее.

Казалось бы – мы специально сделали нашу вторую книжку исключительно про инфекционные заболевания. Какое отношение к ним может иметь рак? Конечно, мы понимаем, что рак – это не одна, не две и не десять болезней, однако вроде бы все они связаны с какими-то поломками внутри наших клеток. Причем тут инфекции? Однако не все так просто, и мы действительно в некоторых случаях можем утверждать: да, рак может быть вызван инфекционными агентами. Поэтому отвели онкологии целую главу в нашей книге. Хотя на самом деле – три или даже четыре.

Первая попытка выявить «заразный» рак увенчалась успехом – и была забыта. Но расскажем мы вам о ней не в первую очередь. Дело в том, что с «заразными» опухолями связано три Нобелевские премии. И первая из них оказалась… ошибкой. Возможно, именно она отложила вручение второй премии на более чем полвека.

Герой номер один. Йоханнес Фибигер. Рак, черви, ошибки

Наш первый герой родился в семье врача Христиана Августа Фибигера и его супруги, которая была гораздо известнее мужа – писательницы и филантропа Элфрид Фибигер. Ничего удивительного в этом нет: отец Йоханнеса и его брата-близнеца Йоргена, который впоследствии станет известным инженером-строителем, умер через три года после рождения детей. Мать переехала в Копенгаген и начала активно работать – писать романы. Кроме этого, она создала первую в Дании кулинарную школу. Так что семья была очень необычной (мы можем добавить сюда дядю Йоханнеса, в честь которого и назвали нашего героя, который был известным священником и поэтом).

Тем не менее юноша, при всех предпосылках стать гуманитарием, пошел в отца, и стал медиком. Он получил медицинскую степень в Копенгагенском университете, и даже успел поработать в Берлине под руководством самого первого нобелевского лауреата по медицине Эмиля Беринга и его босса, пятого лауреата, Роберта Коха. Естественно, именно поэтому первые научные работы Фибигера были посвящены дифтерии (за сывороточную терапию дифтерии получил свою премию Беринг) и туберкулезу (за открытие его возбудителя наградили Коха).

Если говорить об исследованиях дифтерии, то, в принципе, именно тут Фибигер сделал то, за что, в принципе, могли дать Нобелевскую премию. Для начала он открыл два типа дифтерийной палочки, которые вызывали разные симптомы болезни (носоглоточные и кожные), но не это было главным. Главным было то, что когда Фибигер работал в Blegdamshospitalet, там он начал проводить испытание сыворотки собственного производства (1898 год). Именно там, на материале 484 пациентов, Фибигер провел тщательное и, судя по всему, первое в истории контролируемое клиническое испытание. Как и сейчас, он случайно разделил всех на «опыт» и «контроль» и показал, что леченные сывороткой умирают реже.

В 1998 году British Medical Journal писал в статье, посвященной столетию современных клинических испытаний: «Эксперимент Фибигера в 1898 году был первым клиническим исследованием, в котором применялось случайное распределение и это было подчеркнуто как основной методологический принцип. Это новаторское совершенствование методологии в сочетании с большим количеством пациентов и тщательные планирование, проведение, и отчетность делают работу ученого первой вехой в истории клинических испытаний».

Если же говорить о туберкулезе, то в Дании Фибигер изучал то, насколько связаны вспышки туберкулеза у крупного рогатого скота и у человека (отсюда следует, что в споре между Берингом и Кохом, приведшем к их разрыву, Фибигер встал на сторону Беринга, считавшему, что туберкулез коров может передаваться человеку).

Нужно сказать, что Йоханнес всегда считался очень хорошим человеком, всегда был мягок и крайне уважителен к коллегам, несмотря на свою одержимость исследованиями и непоколебимую уверенность в собственной правоте. Как вспоминают современники, он – в отличие от многих ученых – всегда уважал даже категорически не согласных с ним. А таких было много.

В начале XX века Фибигер занялся другим: раком. Тогда уже появились первые гистологические работы, которые показывали специфику тканей раковых опухолей. В 1907 году наш герой изучал мышей, а точнее, туберкулез на мышиных моделях. В желудках несчастных мышек Йоханнес обнаружил две вещи, которых там быть не должно: червей-нематод, которые получили название Spiroptera neoplastica и опухоли. Фибигер распознал в этих опухолях рак, тем более, он находил там и метастазы в легких. Узнав, откуда доставили мышей (с сахарного завода), он предположил, что там мыши ели тараканов, которые несли в себе личинки нематоды.

Фибигер по своему обыкновению решил проверить гипотезу в эксперименте, результаты которого опубликовал в 1913 году – он кормил мышей и крыс тараканами с нематодами – и снова находил в них опухоли и метастазы. Итак, нематоды вызывают рак? И у человека?

Надо сказать, что напрямую Фибигер ни разу не утверждал, что открыл вызываемый червями рак у человека. Хотя он писал, что «черви… должны играть большую или меньшую роль в развитии опухолей и рака у человека», в своей Нобелевской лекции он «сдал назад»: «Сейчас мы не можем судить, играют ли гельминты хоть какую-то этиологическую роль в патологии рака у человека».

Тем не менее, аргументы «за» Фибигера пришли, откуда не ждали. Японцы Кацусабуро Ямагива и Ичикава Коичи в 1918 году опубликовали работу, в ходе которой впервые показали, что рак вообще можно вызвать: они постоянно воздействовали каменноугольной смолой на внутреннюю поверхность уха кролика и постоянным раздражением кожи на протяжении сотен дней вызывали рак. Потом они сумели вызвать его и у мышей.

История с Нобелевской премией Фибигеру получилась очень странной, а после его смерти – и вовсе очень неприятной для Нобелевского комитета.

С 1920 года нашего героя номинировали 18 раз. В 1926 году его номинировали вместе с Ямагивой.

Нобелевский комитет назначил экспертов – Фольке Хеншена и Хилдинга Бергстранда. Эксперты выдали заключения, противоречащие друг другу. Хеншен сказал, что надо давать обоим за экспериментальное вызывание рака, а Бергстранд сказал, что японец недостоин, потому что экспериментально подтвердил уже известный факт (к моменту экспериментов хорошо знали о распространенности онкологических заболеваний у трубочистов и рабочих заводов, где уголь сжигали), а Фибигер недостоин, потому что никто не повторил его работы. В итоге 1926 календарный год остался без лауреатов, а в следующем году Фибигер получил аж семь номинаций, и Ямагиву «отцепили», назначив двух других «компаньонов» по премии – Отто Варбурга (за открытие природы дыхательного фермента) и Юлиуса Вагнер-Яурегга (за лечение прогрессивного паралича малярией). Нобелевский комитет решил дать премию 1926 года Фибигеру и Варбургу, а премию 1927 года – Вагнер-Яуреггу, но тут почему-то «уперлось рогом» руководство Каролинского института, и «отцепили» Варбурга. Впрочем, он потом получил-таки свою премию в 1931 году. Еще один любопытный факт: последнюю по хронологии номинацию Фибигеру (и Ямагиве) – уже 1928 года – дал наш соотечественник, Александр Максимов, выдающийся гистолог (сам достойный и единожды номинированный на премию), который к тому времени уже работал в Чикаго.