Тождественность любви и ненависти - Чингиз Абдуллаев

– Ты сейчас свободна? Или у тебя есть друг? –поинтересовался он.

– Опять твое мужское «эго», – усмехнулась она, –заметь, что я не спрашиваю, есть ли у тебя подруга. А тебе интересно, с кем ясейчас встречаюсь.

– Может, потому, что это я хочу с тобой встречаться, а не тысо мной. Ты пока не ответила на мое предложение.

– Мы не виделись столько лет, – напомнила Ирина. –Все не так просто, Давид. Мы изменились за эти годы и сильно изменились. У менясвоя жизнь, а у тебя своя. У меня уже взрослая дочь.

– Я слышал, что ты тогда родила, – кивнул Давид, –вышла замуж и родила девочку. Не звонил еще и поэтому. Когда у тебя счастливаясемья, другой не должен мешать.

– Ты же знал Викентия, за которого я потом вышла замуж, –возразила Ирина, – и должен был представлять, насколько он мне ненравился. Но ты сделал вид, что все так и должно быть.

– Если бы ты его не любила, то не выходила бы замуж, –разозлился Давид, – теперь легче всего сделать виноватым меня. Вышла замужза нелюбимого человека. А нужно было выходить за любимого. Дождаться меня, а невыходить за это ничтожество. Но у тебя не было времени.

– У меня не было времени, – кивнула она, – изнаешь почему? Я ждала ребенка, Давид. Твоего ребенка. Когда ты ругался со мнойна нашей лестничной клетке, я думала не столько о разговоре с тобой, сколько отвоем ребенке, который был у меня под сердцем.

– Какой ребенок? – не понял ошеломленный Давид. –О чем ты говоришь? Ты родила ребенка от меня? Почему ты мне ничего не говорила?Столько лет!

– Что я должна была сказать? Ты вспомни, какой я была.Девочка из интеллигентной московской семьи. Я встречалась с парнем, который мненравился. И когда ты пришел ко мне, убежденный в своей правоте, решивший уехатьв Новосибирск, я посчитала невозможным удержать тебя таким примитивнымспособом, шантажируя тем, что я уже в интересном положении. К тому же я была навтором месяце и еще ни в чем не была уверена. А потом ты уехал...

– Что ты наделала, – он поднялся со своего места,лихорадочно прошелся по комнате, – как ты могла скрывать от меня такуюновость. Ты совсем сошла с ума. И все эти годы ты молчала. Значит, у тебя естьдочь от меня. Моя дочь?

– Это не твоя дочь, Давид, – холодно возразилаИрина, – я вышла замуж за Викентия. И родила через шесть с половиноймесяцев. Мужу я сказала, что это был недоношенный ребенок. Он был настолькосчастлив, что не задавал никаких вопросов. Но больше я не могла рожать. У менябыли сложные роды. И у девочки тогда появилась фамилия Викентия. И его отчество.Поэтому никто не узнал, что это твоя дочь. Даже мой отец. Только мама знала отом, что со мной случилось на самом деле.

– Как ты могла? – он остановился, взглянув нанее. – Как ты могла? Не сказала мне ничего. Обманула меня, своего отца,своего мужа. Как ты могла?

– Что я должна была делать? – спросила Ирина. –Броситься за тобой и умолять тебя жениться на мне? Не забывай, что я быласовсем молодой. И конечно, я растерялась. Врачи сказали, что аборт делатьнельзя. А Викентий был рядом, он каждый вечер приносил мне цветы. Я даже думаю,что он чувствовал мое состояние. Возможно, узнал, что ты уехал. Ни для кого небыло секретом, что мы с тобой встречались. Викентий наверняка знал от нашихобщих знакомых, что ты уехал в Новосибирск и решил использовать свой шанс. Ктому же у моего отца в это время случился гипертонический криз. Я не хотела егоогорчать. Он бы не поверил, что я жду ребенка, зачатого вне брака от парня,который меня бросил...

– Я тебя не бросал, – перебил ее Давид.

– От парня, который меня бросил, – упрямо повторилаИрина, – и поэтому я вышла замуж за Викентия. А потом... Потом случилосьто, что должно было случиться. Нельзя строить свое счастье на обмане. И нельзявыходить подобным образом замуж. Это я теперь понимаю. Чтобы не остаться одной,чтобы не рожать незаконорожденного ребенка, в Советском Союзе это был такойнеслыханный позор, особенно учитывая известность моего отца, чтобы не добиватьв конце концов моего отца. Возможно, в тот момент я хотела доказать тебе, чтоне пропаду без тебя. Сейчас понимаю, что и такие мысли могли у меня быть. Новсе равно глупо. Стыдно и глупо. Я поэтому всегда жалею Викентия, стараюсь кнему нормально относиться. Викентий был хорошим мужем и он менее всего виноватв случившемся. Мы прожили два года, но второй год мы почти не жили вместе. Онбыл мне даже физически неприятен. Сейчас у него все нормально. Он сноваженился, у него растут близнецы, чудесные мальчишки, с которыми мы оченьдружим. Но ни он, ни его родители так никогда и не узнали, от кого я родила своюдочь. Они ее обожают, считая своей внучкой.

– Я не представляю, как ты могла молчать все этигоды, – вздохнул Давид. Он подошел к столу и снова плеснул себе виски.Выпил. Уселся на свое место. – Столько лет, – произнес он ссожалением, – потерять столько лет. Но почему ты молчала потом? Почему ненашла меня, когда я вернулся в Москву, почему не позвонила мне?

– Не знаю, – она опустила голову, подумала. Инеожиданно сказала: – Да нет. Знаю. Знаю, почему не звонила. Я почти сразурешила развестись с Викентием. Было стыдно, что я использую его в качествеприкрытия своего греха. Вот так высокопарно и гордо. А потом я случайновстретила одного человека. Очень похожего на тебя. Вполне самодостаточного,гордого, независимого. У нас была с ним случайная встреча. Вернее три встречи,только три встречи. Но он во мне что-то перевернул. Как-то незаметно поставилменя на место. С самого начала он дал понять, что это всего лишь обычнаямимолетная встреча двух людей. Мужчины и женщины. У него было какое-то другоепонимание жизни. Отличное от моего. И я подумала, что ты также относился комне. И успокоилась. Я ушла от мужа и стала заниматься своей карьерой. Носпециально оставила его фамилию как напоминание о моей ошибке. Кроме того, яхотела все начать с нуля. Чтобы меня никто не знал и не вспоминал, ведь фамилиюмоего отца знала вся Москва. И я стала журналисткой Ириной Миланич. Под этойфамилией я могла публиковать любые материалы, писать о чем угодно, брать любыеинтервью и готовить самые раскованные репортажи. Меня никто не узнавал. Этобыло все, что мне осталось от первого мужа. А дочери я позже дала фамилиюсвоего отца.

Она замолчала. Немного подумала и продолжала:

– Потом у меня появился друг, который был старше меня лет напятнадцать. Он тоже мне многое дал, был интересным и веселым человеком. Мнебыло с ним легко. Но он был женат и наши встречи были с привкусом горечи. В нихбыло нечто от украденного счастья. Затем был мой датчанин, за которого я вышлазамуж и о котором тебе говорила. И теперь я одна. У меня есть друг, если тебяинтересует моя сексуальная жизнь, но по жизни я одна. И ты знаешь, меня дажеустраивает подобное положение вещей. Я ни от кого не завишу, живу своей жизнью.У дочери своя жизнь, она переехала два года назад в однокомнатную кватиру,которую я ей купила. Она решила, что так будет более правильно. Я не возражала,вспоминая, как мы с тобой встречались на нашей даче и с какими пересадками мытуда добирались. В общем все нормально, жизнь удалась, как говорят в такихслучаях.