Командир субмарины. Британские подводные лодки во Второй мировой войне - Бент Брайант

И все-таки нарушитель дисциплины был, причем им, к моему удивлению, оказался наш кок. Я спросил старшину, в чем же виноват этот человек, и тот попросил меня посмотреть на его руки. Посмотрев, я увидел, что они очень чистые. Я поглядел на руки старшины и на свои собственные, покрытые грязью. Нарушение кока было очевидным.

Я потребовал объяснений, и кок смущенно ответил, что рук не мыл. Внезапно он что-то вспомнил и сказал:

– О! Я знаю, сэр, почему они такие чистые. Я же катал для команды фрикадельки.

В ту же ночь после того, как луна исчезла, наша самонадеянная атака на скрытое тьмой судно едва не обернулась для нас трагедией. В темноте определить на глаз расстояние очень трудно. Глядя на одно и то же судно, можно посчитать, что оно большое и находится вдалеке или небольшое и идет рядом с вами. Мы подошли почти к самому противолодочному кораблю, когда я понял свою ошибку и прошел незамеченным под его кормой. Урок был выучен. И в следующий раз, атакуя ночью, мы проявляли большую осторожность.

На другой день Каттегат был пуст. И, что привело нас в бешенство, Макс Хортон наконец-то дал нам свободу действий. Мы могли атаковать во вражеских водах любое судно, которое заметим. Для «Силайон» время было потеряно, все ушли на север, и не было видно ни одного судна.

Но рыболовецкие суда тоже исчезли, и впервые с тех пор, как мы пришли в Каттегат, я мог получить небольшой отдых.

В это время я обнаружил очень важную особенность своего организма. В экстремальной ситуации человеческий организм, оказывается, проявляет невиданные способности. Перед лицом опасности все чувства обостряются и организм почти не нуждается в отдыхе. Двадцать минут сна здесь, пятнадцать там – вот и все, что вам необходимо. Вы выходите из кратковременного, но глубокого сна в полной боевой готовности и сохраняете кристально чистый ум. Я уверен, что сон продолжительностью более семи часов не так уж необходим и полезен. Такой сон можно позволить себе только в мирное время и при постоянном режиме. Если же вы позволите себе длительный сон на море, то выйдете из него сонливым и с притупленным сознанием.

Большинство животных засыпают после еды. Слышал, что для людей это вредно, но в нашей жизни это было широко распространено, и я полагаю, для человека естественно спать после еды. Но сон, по моему мнению, должен быть глубоким и коротким. Как только научитесь спать таким образом, будете чувствовать себя после сна бодрым и готовым к любой работе. При мирных условиях на суше военный моряк, прикорнувший за рабочим столом минут на двадцать, достоин порицания.

В то время шумно обсуждался вопрос относительно того, можно ли командиру подводной лодки использовать бензедрин или другой возбуждающий препарат, наподобие тех, которые давали в немецких парашютно-десантных войсках. Идея была привлекательна. Во время длительного боевого патрулирования командир на лодке единственный может принимать решения и руководить всей работой лодки, поэтому, когда подступала усталость, бодрствующий препарат мог продлить его работоспособность. Трудность заключалось в том, что рано или поздно действие его заканчивалось, и человек снова хотел спать, и, ко всему прочему, наступало полное истощение организма, восстановить силы после которого можно было только через месяцы.

Макс К. Хортон не разрешил принимать эти препараты и оказался совершенно прав. Я никогда не слышал о том, чтобы этот вопрос ставили на обсуждение позже. Возможно, эта проблема получила обсуждение лишь потому, что весной и летом 1940 года мы находились в ужасном положении, практически на краю гибели.

Итак, этой же ночью нам приказали возвратиться, и, к счастью, мы шли на север.

Так как наш путь пролегал через узкие каналы, ночью мы всплыли и шли в надводном положении, и надо же такому случиться, что забарахлил наш главный мотор. Старший механик и его команда пытались устранить неполадки. Один из двигателей вышел из строя, и на оставшийся приходилась двойная нагрузка. Наша маневренность в результате этого была отчасти утрачена. Наступило 13 апреля 1940 года. Внезапно нас осветило несколько прожекторов. Неподалеку, прямо по курсу, мы увидели выстроившиеся в строй фронта восемь противолодочных кораблей, перегородивших канал. Мы должны были срочно погрузиться, поскольку они неслись к нам, и застыть на дне, чтобы не дать себя засечь. Это означало отключить гирокомпас и остаться с магнитным компасом, который не исключал ошибок. Размагничивающее устройство было в то время еще несовершенно, и, размагнитив корпус, чтобы защититься от магнитных мин, мы размагнитили и наш магнитный компас, который стал работать неточно.

Экипаж обернул гаечные ключи тряпками, чтобы при работе не создавать шума и не дать себя обнаружить. Мы медленно повернули назад, слушая по гидроакустической станции наших противников, и, хотя один корабль прошел прямо над нами, нас не заметили.

Слышать шум винтов проходящего над вами судна очень неприятно. Оператор гидроакустической станции, который может услышать эти звуки на более дальнем расстоянии, сообщает о движении «охотника». Но когда тот подходит близко, вы можете слышать его и без гидрофонов. Если он проходит над вами наверху, это означает, что глубинные бомбы, возможно, были сброшены, и вам осталось жить считаные секунды. Вам остается молиться о том, чтобы они оказались установлены на неправильную глубину. В мелководном фарватере Каттегата нельзя скрыться на глубине. К тому же ваша глубина известна противнику.

Нечего было надеяться и на то, чтобы попытаться пройти мимо противолодочных кораблей незамеченными в подводном положении с неисправным двигателем и на одном винте. Мы должны были выйти в более глубокие водные просторы. Вражеские суда стали постепенно отдаляться, но вскоре появились снова. Эти часы были для нас самыми беспокойными. Рано или поздно мы должны были всплыть для зарядки аккумуляторной батареи. Вскоре должен был наступить день, а запас электроэнергии заканчивался.

Шумы кораблей противника становились все слабее и вскоре стихли. Мы все еще видели патруль, перекрывший канал. Не было никакой надежды миновать их строй ночью. Нельзя было также предположить, что на следующую ночь их там не будет. Они знали, что мы находимся южнее и должны снова попытаться прорваться.

Но глубоководный канал не был единственным выходом. Через него можно было пройти как в погруженном положении, так и в надводном. Глубокую часть канала охраняли немцы, мы же решили попытаться пройти через мели Коббер-Грунда на датской стороне.

Ожидали они от нас такого отчаянного шага? У нас не осталось бы шансов на спасение, если бы они засекли нас. Но выбора не было. К следующей ночи наша батарея почти совсем разрядится, а луна будет светить еще ярче.

«Силайон» двинулась поперек песчаной отмели на одном винте и с сомнительным компасом. Мы вышли до рассвета, оставляя противника с запада. Противолодочные суда постепенно исчезли из нашего поля зрения, только теперь мы видели свет их прожекторов, направленных на канал. Мы не заряжали батареи, поскольку должны были идти на максимальной скорости. Но наконец из машинного отделения раздался долгожданный и радостный голос старшего механика, который сообщил нам по переговорной трубе, что они починили двигатель. Теперь мы могли позволить себе зарядить батареи, которые были нам необходимы на следующий день.