Командир субмарины. Британские подводные лодки во Второй мировой войне - Бент Брайант

«Санфиш» и «Силайон» снова появились в Скагерраке в конце апреля. В то время года ночи были не такие длинные и прикрытием служили сомнительным. Но чтобы зарядить батареи, всплыть нам было необходимо, и в темное время суток мы всплыли. Воздушное патрулирование противника усилилось, и нам чаще приходилось погружаться. К счастью, видимость была хорошей, и обычно мы замечали противника намного раньше, чем он обнаруживал нас. Если вражеские самолеты пикировали на нас или разворачивались для бомбежки, мы немедленно уходили под воду. Это было тяжелым испытанием, но, так или иначе, у нас со временем развилось шестое чувство, с помощью которого мы узнавали о приближении самолета. Из-за частого воздушного патрулирования и курсирования противолодочных кораблей нам потребовалось очень много времени, чтобы добраться до края Скагеррака, и, когда мы добрались до него, было трудно найти корабли. Мы произвели только одну атаку, и, хотя торпеда попала в цель, судно не утонуло, скорее всего, повреждение оказалось незначительным. Фактически наши действия были до того ограничены действиями вражеского дозора, что у нас постоянно не хватало кислорода и мощностей батарей, поэтому наши шансы на успех в охоте были практически равны нулю. «Сил» сумела проникнуть в Каттегат. Но когда на лодке закончился воздух, ей пришлось всплыть и сдаться неприятелю. Война есть война.[10]

По прибытии на базу я отправился в Нортвейс (штаб подводных сил ВМФ Великобритании), чтобы отчитаться о выполнении задания. Сообщил, что поход был сложным, но сделано все возможное. Макс Хортон потребовал от меня полный отчет о походе, и я подготовил доклад, упустив лишь описание одного дня.

Но с таким опытным человеком, как Макс Хортон, хитрость не прошла. В конце моего выступления он сказал:

– Ну ладно, все хорошо, а как насчет четверга?

Пришлось признаться, что в тот день мы ушли из опасной зоны, легли на дно и выспались. Даже командиру подводной лодки требуется выспаться, что я тогда и сделал. Но я не был уверен, что для Макса, великого командира Первой мировой войны, это послужит оправданием.

К моему удивлению, он улыбнулся и сказал: – Вот и правильно, я сам всегда так делал. Во время следующего похода у нас хватало времени, чтобы отдохнуть. Боевые позиции наших подводных лодок были проложены поперек Северного моря, прикрывая дюнкеркскую эвакуацию. Мы видели пожары, происходившие на берегу, но не совсем понимали, что там происходит. Было разумно предположить, что немецкие корабли выйдут, чтобы помешать эвакуации, но они предпочли укрыться в гаванях. Мы смотрели на их робость со смешанным чувством. Мы конечно же хотели, чтобы эвакуация прошла успешно, но разгрома немецкого флота наши подводники желали еще сильнее.

В июне 1940 года «Силайон» направили в пролив Скагеррак в разведку. Наши субмарины вышли в боевой готовности, но враг не должен был этого осознать; мы хотели, чтобы он ослабил свою противолодочную готовность, и планировали воспользоваться этим. «Силайон» снова оказалась подопытным кроликом.

Не успели мы с трудом протиснуться сквозь минные поля, которые были выставлены у входа в Скагеррак, как стало очевидно, что и воздушные, и морские дозоры немцев не дремлют. В час ночи – самое темное время суток – мы видели танкер с семью эскортными кораблями. И мачты, и капитанские мостики четко вырисовывались на фоне северного неба. Мы не могли их торпедировать, поскольку находились на большом удалении.

Противолодочные корабли лавировали взад-вперед; редко когда в небе не виднелся самолет; едва удавалось подняться, чтобы зарядить батареи и освежить воздух, которым мы дышали. С трудом пережили мы третий день, за двадцать четыре часа пройдя всего лишь 40 миль, причем оказались обреченными на тактику ухода от дозора: аккумуляторные батареи просто не могли подзарядить в данных условиях.

Речь больше не шла о нашей способности к действию, вопрос стоял лишь о том, сможем ли мы выбраться из западни живыми. Мы повернули обратно. Уже не возникало вопросов о ночных и дневных процедурах, мы всплывали тогда, когда позволяли условия. Днем 30 июня измученная и почти не способная к действию субмарина выскользнула из Скагеррака почти в надводном положении.

Едва выбравшись, мы доложили обстановку и получили приказ патрулировать возле Ставангера. Это было лучше, но ненамного. После Дюнкерка считалось, что флот вторжения формируется в Ставангере. Разведывательная авиация не смогла бы действовать в небе Норвегии, поэтому субмарины оставались единственным средством разведки, причем действовали они весьма рискованно – в условиях белых ночей. Максимальный срок пребывания у Ставангера равнялся четырем дням; лодки дежурили по очереди, а затем уходили отдыхать и заправляться.

3 июля «Силайон» патрулировала у берегов Ставангера. День выдался странным – море изменилось от зеркального спокойствия до ослепляющего шторма с ливнем, при котором действие перископа сужалось до нескольких ярдов. Когда один из этих штормов наконец утих, мы увидели направляющийся на юг конвой из шести транспортов с эскортом из семи катеров. В штормовых условиях они уже почти миновали нас, но тут мы бросились вперед, несмотря на низко патрулирующий над нами гидросамолет противника.

Нам не удавалось подойти близко, но все-таки мы сумели подобраться в пределах досягаемости действия торпед и приготовились открыть огонь. Это случилось как раз в радиусе действия «дорнье» (самолет ВВС Германии). Едва я отдал приказ стрелять, как увидел отрезвляющую картину: сначала его нос, затем крылья и, наконец, хвост – и всего в нескольких футах над нашим перископом.

Самолет, конечно, не мог не видеть следы торпед. И прежде чем перископ нырнул вместе с лодкой, я успел заметить, что конвой изменил курс, уходя в сторону от нас, в то время как эскорт повернул к нам.

Мы быстро ушли на глубину, развернувшись так, чтобы было удобнее стрелять.

«Дорнье» промахнулся, но ему не потребовалось много времени, чтобы вновь оказаться над нами. На сей раз он сбросил бомбы, и они взорвались под нами, почти вытолкнув лодку на поверхность. Хьюго Ньютон, мой первый помощник, делал все, что было в его силах, но лодка, выйдя из-под контроля, будто летела вверх, и мы уже слышали, как открыли артиллерийский огонь эскортируемые корабли.

«Дорнье»

Если бы мы выскочили на поверхность, нам тут же пришел бы конец – и поначалу казалось, что ничто не сможет остановить наше движение вверх. Однако Хьюго все-таки удалось взять управление лодкой под контроль, и в следующую минуту мы уже начали погружаться, хотя чрезвычайно тяжело и медленно. Мы двигались на большой скорости, пытаясь вырваться из-под патруля немецких кораблей ПВО, и при этом создавали такой шум, что противник, вероятно, слышал нас даже без чувствительных гидрофонов.