В темнице хилиазма истина - Вячеслав Макарцев

устроение против нас новых жертвенников? Разве мы проповедуем иного Иисуса или другого указываем? Разве мы изъясняем другие писания? Разве кто из нас осмелился назвать Святую Деву Богородицу человекородицею, как слышим, дерзко называют ее некоторые из них? Разве мы баснословим о трех воскресениях? Или возвещаем тысячелетнее объедение? Или говорим о восстановлении снова иудейского заклания в жертву животных?»133 Как видим, Григорий Нисский, по существу, повторяет то, что было сказано о еретическом хилиазме Григорием Богословом, Василием Великим, Епифанием Кипрским. Представляется совершенно очевидным, что эти святители осуждали хилиастическую ересь Аполлинария, вытекающую из его христологической ереси, а не духовный «хилиазм» святых отцов. Мы не наблюдаем борьбы со святоотеческим «хилиазмом», за исключением «выкрика» блж. Иеронима, если все, сказанное о св. Иринее Лионском действительно принадлежит его перу: в любом случае, блж. Иероним так и не смог избавиться от сомнений и, как мы видим, не оставлял попыток убедить в существовании «другого Иоанна».

Важно отметить, что никаких ссылок на святых отцов Церкви или на ее Предание мы не находим в аргументации указанных святых отцов. Невозможно представить себе, чтобы они не знали о духовном «хилиазме» святых Папия Иерапольского, Иустина Мученика, Иринея Лионского, Ипполита Римского и Мефодия Патарского. Однако они нигде не упоминают их имен в связи с еретическим хилиазмом Аполлинария, потому как ничего близкого к хилиастической ереси Аполлинария у указанных святых отцов Церкви нет.

Зададимся «вечным» для этой темы вопросом, зачем Августину нужно было писать после II Вселенского Собора (он принял крещение шесть лет спустя) «мнение это могло бы быть до некоторой степени терпимо», если имело место осуждение на II Втором Вселенском Соборе духовного «хилиазма» святых отцов? Но блаженный Августин четко указывает причину построения своей экзегетической конструкции: «…Они утверждают, что воскресшие в то время будут предаваться самым неумеренным плотским пиршествам, на которых будет столько пищи и питья, что они не только не будут соблюдать никакой умеренности, но превысят меру самого неверия… Вдаваться в особое опровержение их было бы долго; скорее, мы должны в настоящем случае показать, как следует понимать это место Писания»134. Мы совершенно ясно видим, что к построению соответствующей экзегетической конструкции его вынудила бурно распространяющаяся хилиастическая ересь аполлинариан. Возникло, говоря юридическим языком, состояние крайней необходимости, влекущее за собой применение особой икономии. Парадокс, повторим, состоит в том, что экзегетическая конструкция, предложенная Августином, не является ложной, так как без Церкви, действительно, невозможен вход в вечное Царство Христа, но она не является и истинной, так как Предание Церкви говорит о буквальном «воскресении первом» и воцарении святых со Христом. В силу этого парадокса, как представляется, и стало возможным принятие епископами Церкви решения, что в целях икономии важнее до поры до времени, по слову Филарета Московского, следование в этом вопросе пастырскому правилу: в определенных обстоятельствах «подлинно не столько истинное разумение потребно, сколько ложное опасно». Но этого момента не понял митр. Макарий (Булгаков), атаковавший святоотеческий «хилиазм».

Вывод из всего вышеизложенного следующий: довод о «согласии отцов» в неприятии святоотеческого «хилиазма» несостоятелен. Относительно еретического хилиазма Аполлинария и Керинфа такое согласие, безусловно, есть. Последующие святые отцы, затрагивавшие этот вопрос, присоединялись, как правило, к «согласию отцов» лишь по вопросу хилиазма еретиков, не вникая в суть святоотеческого представления о «тысяче лет».

7

Заключение

Вопрос о хилиазме чрезвычайно запутан. И вот к каким нижеследующим выводам приходим в результате проведенного выше исследования.

Во-первых, как уже отмечалось, существует практика слияния учения Церкви о «тысяче лет», наиболее подробно изложенное св. Иринеем, с хилиазмом еретиков. Начало этому пагубному явлению в Православии, как уже было сказано выше, положил митрополит Макарий (Булгаков), который в своем «Православно-догматическом богословии» заключил «в одну темницу» святоотеческий «хилиазм» и хилиазм еретиков.

Во-вторых, амилленаристы игнорируют требование богословской объективности и непредвзятости: представить доказательства непрерывного церковного предания, идущего от Апостолов, по вопросу «тысячелетнего царства».

В-третьих, они не желают видеть очевидного: блж. Августин, положивший начало церковному амилленаризму, сам был на первых порах сторонником святоотеческого учения о «тысячелетнем царстве», но, из-за неистовства еретиков, в целях икономии, предложил накрыть своеобразным «богословским колпаком» эту тему. Совершенно очевидно, что блж. Августин не является свидетелем в этом вопросе, а высказывает частное богословское мнение: «мы должны… показать»135. Где здесь речь о непрерывном церковном Предании?

В-четвертых, с подачи опять-таки митрополита Макария (Булгакова), в церковное сознание была запущена ложная информация: якобы на Втором Вселенском Соборе хилиазм, а стало быть, и учение о «начале нетления», которое митр. Макарий запихнул в «одну темницу» с ним, был осужден. О том, что это не соответствует действительности, говорилось в начале данного исследования. Как уже отмечалось, и сами наши аллегористы, в конце концов, вынуждены были неофициально признать очевидное.

В-пятых, не может быть принят аргумент православных амилленаристов, что свидетельством отвержения святоотеческого хилиазма Церковью является упоминание об этом в «Толковании на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского»: «Церковь не принимает этих толкований, а потому излишне и говорить о них»136. Как мы уже показали, до XVII века Русская Православная Церковь знала другой вариант книги — «Апокалипсис толковый» — «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского», в котором указанных слов нет. Этот вариант намного короче современного.

В-шестых, большинство святых отцов Церкви отрицали хилиазм еретиков, называя его «бабьими баснями и иудейскими сказаниями», а не святоотеческий «хилиазм». Амилленаристы, пытаясь доказать ложность святоотеческого учения о «тысяче лет», засвидетельствованного святыми Иустином Философом, Иринеем Лионским, Мефодием Патарским, Ипполитом Римским, приводят десятки цитат, в которых речь идет лишь, как правило, о еретическом хилиазме. Здесь мы имеем дело с грубой логической ошибкой, именуемой «учетверением терминов»: из отвержения еретического хилиазма отцами Церкви, делается вывод о неприятии ими и учения святоотеческого о «тысячелетнем Царстве». Где же проходит грань между еретическим хилиазмом и святоотеческим учением о «тысяче лет»? Она, как представляется, — в понимании того, какой человек воскресает: еретики учат о воскресении «душевного человека» («плотского»), святые отцы — «духовного человека».

И, наконец, в-седьмых, повторим, громкого голоса тех, кто не принимали святоотеческого учения о «начале нетления» и обличенных св. Иринеем в «увлечении еретическими речами», Древняя Церковь до мученической кончины св. Иринея не слышала. Об их существовании мы узнаем со слов самого св. Иринея и из уст св. Иустина Мученика. И это, как мы сказали выше, не удивительно, так как для возражения противники святоотеческого «хилиазма» не имели опоры в Предании Церкви.

Обобщая сказанное, можно сделать следующие выводы: никаких свидетельств, идущих от Апостолов через непрерывное церковное Предание, у противников святоотеческого учения о «тысячелетии