Зверь - Константин Костин

— Татарин, потуши его! — приказал я.

Закиров протянул руку к подсумку со сменным магазином, но встретил на его месте пустоту. Срезанный, то ли шальным осколком, то ли отлетевшим, острым, как бритва, осколком камня, подсумок лежал в нескольких десятках метров, продолжая медленно сползать по холму. Булат бросил на меня виноватый взгляд, но помочь заткнуть пулемет это никак не могло.

— Я… — раскрыл он рот. — Ну…

— Geh zum Teufel! — буркнул я, вставая на ноги.

Маслины пятидесятого калибра, которыми шмалял "Браунинг", для радара "Арены" были не видны. Не потому что конструктора просчитались, а потому что… ну, нереально перехватить такой рой пуль каким угодно перехватчиком. Значит, и заморачиваться на этот счет не стоит. А покрошить бронеходы их мощности вполне хватит. И, даже если пулеметчик еще не нащупал наши чудо-машины, это ненадолго. Ребят надо было спасать.

— Geronimo! — завопил я, сбегая по крутому склону холма, и строча из ТКБ.

— No pasaran! — поддержал меня стрелок.

Оставив винтовку на вершине холма, вооружившись "Каштаном", он пыхтел рядом. Янки, слишком занятые процеживанием дыма через мелкое сито стальных шипов, даже не обратили на нас внимания.

Скользя по склону, выпуская патрон за патроном, я с завидным постоянством попадал то в воздух, то в землю. Булат — тот и не пытался прицелиться, шмаляя исключительно ради интереса. А, может, и просто за компанию — не спрашивал. Но это совершенно неважно. Ведь нашей целью пока было лишь отвлечь внимание крупнокалиберного пулемета от броневиков, а не замочить кого-нибудь. Хотя, и до этого дойдет очередь.

Когда решение первой задачи увенчалось успехом, я не сразу понял, рад я этому или нет. Пулеметчик, развернув "Браунинг" на турели джипа, теперь поливал огнем нас с Закировым. Я еле успел прыгнуть в канаву. Пока пули пахали землю вокруг, я воспользовался вынужденной передышкой, чтобы сменить обойму "Грозы". Куда юркнул Татарин я заметить не успел, но это еще тот жук — без мыла в любую щель залезет. Прямо, "Тампакс", а не человек.

— Donnerwetter! — выругался я. — У него там лента Мебиуса, что ли?

И тут, словно по мановению волшебной палочки, пулемет заткнулся. Лента оказалась не бесконечной, но и время, чтобы ее заменить, было четко регламентировано. Надо успеть воспользоваться заминкой, чтобы снять стрелка. Как назло, прыгнуть в канаву оказалось намного проще, чем выбраться из нее. Чертыхаясь, я карабкался по осыпающемуся склону, перебирая руками и ногами, как пловец на чемпионате мира, но край, за которым синело небо, был еще далек.

Внезапно несколько раз сухо щелкнул "Каштан". Значит, америкозы понесли некоторые потери. Просто так Закиров не стал бы стрелять. Выбравшись, наконец, из земляной ловушки, я увидел, что пулеметчик висит мешком картошки на своем "Браунинге", янкелей осталось всего трое, засевших за развороченным джипом, а далеко в поле маячит светлая головка убегающей с поля боя Даши. Но, если девчонка покинула поле боя, то чего же медлят мои ребята? Раскрошили бы давно последний очаг сопротивления из орудий броневиков, поставив точку в деле залпом гранатометов.

И лишь повернувшись в сторону ТБСов, я понял, отчего медлит мой отряд. Машины, медленно проявляющиеся в пелене рассеивающегося дыма, представляли собой печальное зрелище. Лобовая броня, словно бумага, была прошита иглами пятидесятого калибра. Что за, черт побери, начинка у этих патронов? Командирский БТР, по сравнению со вторым, разделанным под дуршлаг, лежащем на пробитых, спустившихся скатах, смотрелся еще по-божески. Но и ему неслабо досталось. Бронетранспортер уткнулся мордой в землю, задрав дымящуюся корму. Оттуда, спрятавшись за подбитыми машинами, отстреливались остатки армии спасения.

Свершились самые страшные опасения — возвращаться теперь, похоже, придется пешком. В очередной раз подумалось, что Замышляеву и в самом деле очень сильно повезло отдать концы в самом начале кампании.

— Amerikanisch arschloch, — заорал я, зажимая гашетку.

Один НАТОвец сразу свалился, почти перерезанный пополам очередью, но двое других успели прыгнуть за массивный капот "Хаммера", и пули застучали по обшивке джипа. Булат, залегший в нескольких метрах от меня, поменяв обойму, отрицательно покачал головой. Понятно, там даже он противника не достанет. "Каштан" — это не всепробивающая В-94, которая может прошить пяток таких внедорожников, поставленных в один ряд.

Пожертвовать последним, кажется, оставшимся на ходу транспортным средством, или затянуть дуэль, грозящую унести жизни еще, возможно, не одного бойца моего отряда? Колебался я недолго, и, уперев в бедро затворную коробку автомата, нажал на спусковой крючок подствольного гранатомета. Осколочно-фугасный выстрел, хлопнув зарядом пороха, по навесной траектории устремился к укрытию неприятеля. Три. Закрыв голову руками, подставив под ударную волну широкий бок ТКБ-0239, я повалился на траву. Два. Снайпер, прошептав что-то одними губами, крепче вжался в землю. Один.

Громыхнул оглушительный взрыв, разнеся американский джип на маленькие ошметки. Куски горячего железа посыпались вокруг меня. Один острый осколок чиркнул по руке, другой — ударился об автомат. Рядом, с громким лязгом, приземлилась вырванная дверь "Хаммера", возле Булата прокатилось объятое пламенем колесо. Но то, что янкелям пришлось не в пример хуже, не могло не порадовать. Нашпигованные шрапнелью, солдаты превратились в мясной фарш. Все, все готовы.

— Калач! — крикнул я. — Калач!

— Чего, Евген? — раздался голос сержанта в самом ухе.

Тьфу, я уже успел и позабыть про рации.

— Что чего? — возмутился я. — За девчонкой, быстро!

Спасатель серой тенью метнулся следом за спасаемой. Журналистка же успела убежать достаточно далеко, но Лешка и не таких ловил — вспомнить, хотя бы, его первую жену. Поднявшись, отряхнувшись, держа, на всякий случай, пылающий джип на прицеле, я приблизился к бывшим оборонительным позициям отряда миротворцев. На выжженной грунтовке остались одни трупы. От БТРов приближались всего две фигуры — Тараса, успевшего раскурить свою трубку, и хромающего Наиля. Эх, Герка, Пашка… земля вам пухом.

Закиров первым делом бросился к "Браунингу", с которого свисал, уходя в коробку, еще приличный кусок патронной ленты, нашпигованной огромными патронами. Открыв крышку, снайпер сразу обнаружил причину задержки стрельбы, стоявшей пулеметчику жизни — досылатель замял гильзу, и она застряла в выбрасывателе. Только Маркину с Елисеевым от этого нифига не легче.

— Смотри-ка! — восхищено воскликнул Татарин, демонстрируя патрон.50 Browning Machine Gun. — Какая форма сердечника! Я таких еще не видел.

Я бы удивился, если пулемет и патрон, простоявший на вооружении более семидесяти лет, не подвергся бы хоть маломальской модификации. Но больше всего я удивился поведению Булата. Только что положили кучу народа, подстрелили двоих наших, а его больше интересует оружие, чем что-то еще.

В Чехословакии, как-то раз, повезло мне оказаться на экскурсии в замке Франца Фердинанда. Да-да, того самого, убийство которого в 1914 году послужило предлогом для начала Первой Мировой Войны. Так вот, с первых минут экскурсии я чуть было не подумал, что принц — заядлый охотник. По всему замку были развешаны охотничьи трофеи — оленьи рога, кабаньи головы, медвежьи шкуры и так далее. Но первое впечатление оказалось ошибочным, и понял я это, когда увидел огромный гроссбух со скрупулезным подсчетом, где, кого и как подстрелил Франц Фердинанд. А цифра "5000" под кабаньими клыками на стене, как оказалась, означала, что это — пятитысячный убитый охотником кабан. Не пятитысячное подстреленное животное вообще, а именно кабан. Про такие трофеи, как "семья барсуков", где на стенде вывешены головы папы-барсука, мамы-барсука и басучат и говорить нечего.