Сезон мести - Валерий Махов

— Ладно, ладно, этот спор бесконечен. Создатель поровну разделил на земле добро и зло, и только человек выбирает, что ему больше надо. Ты ведь не на лекцию о правовом положении в стране ко мне пришел. Вероятно, кто-то нуждается в моей помощи?

— Да я вот нуждаюсь. Я принес тебе портрет человека. Он очень хромает и, по оперативным данным, недавно прооперирован. В больнице отца такого не знают, да и не обратился бы он в центральную больницу, а вот к тебе бы пришел. Места тут тихие.

— Ну что ж, давай посмотрим. Ты знаешь, Тоша, лицо знакомое. Но я его не оперировал. Может быть, Саша… — И Яковцов вызвал по селектору своего друга, доцента Александра Гаврикова.

Гавриков внимательно посмотрел на портрет и сказал, растягивая слова:

— Он в двести шестой палате.

У Антона потемнело в глазах, он покачнулся и, чтобы не упасть, сел в кресло.

Вызвав по мобильному телефону «кавалерию», Антон бросился на второй этаж, в двести шестую палату. Нужный Антону пациент спокойно лежал на койке возле окна и листал глянцевый журнал. Антон застыл у дверей как вкопанный. Сходство с портретом было абсолютным. Черные волнистые волосы, большой белый лоб, черные пронзительные глаза, умный, все понимающий взгляд. В палате были еще трое больных, и поэтому Антон, резко оттолкнувшись от пола и покрыв на бреющем полете расстояние, отделяющее его от киллера, немного попыхтел, прежде чем защелкнул наручники на его умелых руках.

Полеты во сне и наяву оказались незряшными, так как под подушкой больного лежал не градусник, а пистолет Макарова с полной обоймой. В мертвой тишине они долго сидели рядом на одной кровати, тяжело дыша и приходя в себя. Напротив, в открытой двери палаты, так же молча стояли Яковцов, Гавриков и дежурная медсестра с капельницей в дрожащей руке. Тишину нарушил хриплый голос Яковцова:

— Ты знаешь, Антон, после того как в соседнем корпусе несколько лет назад убили севастопольского преступного авторитета, я думал, что нашу больницу минует чаша сия.

— От чумы и кутерьмы не зарекайся, — устало успокоил профессора Антон. — Однако мы немного заигрались в казаков-разбойников, правда, господин Зарубин, или как там вас на самом деле? — обратился он к своему хромому визави. — Давайте не будем нарушать покой больных людей и покинем эти гостеприимные стены.

Он встал и, придерживая задержанного им киллера за руку, вывел его из палаты.

Зарубин, не сопротивляясь, похромал вместе с Антоном к выходу и спокойно сел в припаркованную возле больницы машину.

Всю дорогу до райотдела Зарубин молчал, Антон тоже не лез к нему с дорожными баснями, понимая его состояние и постепенно приходя в себя. Многое в истории с этим странным киллером было пока непонятно, но что-то подсказывало Антону, что с ним не все будет просто.

Сдав Зарубина в дежурку, Антон поднялся к себе в отдел, чтобы доложить Дубцову о неожиданном успехе. Выслушав подробный рапорт капитана Голицына, Дубцов забегал по кабинету, нервно расспрашивая подчиненного:

— А что у нас по большому счету на него есть? Борисов был застрелен из ТТ, а ты изъял у Зарубина ПМ. Пальчиков его на хате у Борисова нет. Входящим и выходящим из квартиры его никто не видел. Показания вора-гастролера, укравшего у него сумку на вокзале?! Так ведь сумка — это тебе не чемоданы радистки Кэт с пальчиками Штирлица, пережившие бомбежку и землетрясение. Он от нее откажется и все. Показания твоего агента — вообще не доказательство. Короче, оформляй его за незаконное хранение оружия и за сопротивление властям.

— Так не было же сопротивления.

— Как это не было, а синяки, ссадины?

— Какие синяки? — удивился Антон.

— На запястьях, дурья твоя башка, — ответил Дубцов и крепко схватил Антона за обе руки.

Антон от неожиданности дернулся, но хватка Дубцова оказалась железной, и кожа на запястьях покраснела на глазах.

— Через пару часов посинеет, — удовлетворенно глядя на творение рук своих, констатировал Дубцов.

— Зачем весь этот цирк? — раздраженно спросил Антон.

— А ты что, от дождя слепого родился или прямо с неба упал? А может, с пони рухнул головкой вниз? Ты что, не знаешь, что у судей сейчас легче секса выпросить, чем санкцию? Зарубин, судя по всему, мужик серьезный, его на фу-фу не возьмешь, это только в кино момент истины по команде наступает, а нам за правду побороться придется. А с твоими методами дознания, возможно, и не один день. Так что езжай к Мухину, снимай следы побоев, пиши новый рапорт на мое имя, потом — в суд за мерой пресечения. И дай мне явку, пострадавший ты мой, дай ее, любимую!

— Я вначале с ним так поговорю, без этих сложных наворотов, ну а если проколюсь, тогда будь по-вашему.

— Ох и упрямый же ты, Антон, прямо Евгений Базаров, нигилист хренов. Хочешь приключений на свою жопу, что ж, давай. Только я тебя подтирать не буду, сам на ковре у Деда обсыхать будешь.

— Понял, товарищ майор, не впервой.

— Ну а раз понял, по пони.

Антон вернулся в свой кабинет и позвонил в дежурку, чтобы ему привели задержанного.

Сняв с Зарубина наручники и усадив его на стул, Антон, честно говоря, не знал, с чего начать, ну а киллеру спешить было некуда. Беспрерывно звонил телефон, и Антон выдернул его из сети.

— Знаете, Николай Николаевич, как перед спектаклем в зрительном зале — нужно выключить мобильные телефоны и быстро развернуть конфеты, чтобы звук фантиков не заглушал слез Мельпомены.

— Да вы, я вижу, театрал-романтик. А бить начнете в антракте или сразу в первом отделении?

— А что? В десны вас целовать прикажете? Вы человека убили. И не в состоянии аффекта, и не превысив необходимую самооборону, а на заказ, за деньги. Так, знаете ли, мимоходом, чтобы «ногу вылечить и еще пару лет прожить безбедно».

Услышав цитату из монолога заказчика, Зарубин откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и как будто даже успокоился.

— Значит, старик, сволочь, сдал. Ну что ж, как написано в одной мудрой книге, «по делам их — узнаете их». Для установления благоприятного психологического контакта дайте сигарет. Мои в дежурке отобрали.

— Да не вопрос. — Антон протянул сигареты и зажигалку.

Зарубин глубоко затянулся и, улыбнувшись в первый раз, спросил:

— Так что, приступим к торгам?

— Смотря что вы понимаете под словом «торг».

— Да то, что и все в моем положении. Даже если дед раскололся, это только его позиция. Свидетельской базы у вас нет. На квартире Борисова меня никто не видел. Отпечатков и следов я там не оставил. Вещдоков у вас нет. Оружия вы не найдете. А пистолет, лежащий у меня под подушкой, чистый. Я нашел его этим утром на больничном дворе и собирался после выписки отнести в милицию. Так что, думаю, адвокат, заинтересованный в моем освобождении, добьется его без особых затруднений. Тем более что я лицо ранее не судимое и ни разу не привлекавшееся. В общем, или торг, или борьба. Вы что предпочтете?