Потайной ход - Фергюс Хьюм

– Я сделаю, что смогу, – решительно заявила Сьюзен, – но не возьму ни пенни. У меня тоже чувства есть, как и у всяких там леди.

– Как вам будет угодно. Но мистер Мэллоу готов предложить вознаграждение от имени своего дяди, лорда Карэнби.

– От того, что любил мисс Лоах, сэр?

– Да. В память о былой любви лорд Карэнби очень хочет узнать, кто ее убил. И мистер Мэллоу тоже хочет это знать, по личным мотивам. Я так думаю, что вы пойдете повидаться с миссис Пилл?

– Думаю, да, сэр, когда она станет миссис Барнс. Я приду на свадьбу – мы с Джеральдиной будем подружками невесты.

– Тогда, если вы увидите или услышите что-то важное для нашего дела, то запоминайте. Кстати, вы не в курсе, как сеньора Гредос заполучила ту фотографию?

– Нет, сэр.

– И вы думаете, что миссис Херн – мать сеньоры Гредос?

– Да, сэр.

– Спасибо, пока это все. Держите ушки на макушке, а рот на замке, и если узнаете что-то, что могло бы заинтересовать меня, – обратитесь по адресу, который я вам дал.

– Да, сэр, – сказала Сьюзен и попрощалась, но, прежде чем уйти, бросила еще один долгий взгляд на дверь, за которой изнывал от нетерпения Мэллоу.

Когда она ушла, Дженнингс вошел в соседнюю комнату. Катберт курил. Он вскочил, как только увидел детектива.

– Эта дуреха ушла? – сердито спросил он.

– Да. Бедняжка. Незачем злиться, Мэллоу. Ну влюбилась она в тебя. У бедных тоже есть чувства.

– Да я понимаю, но ведь это смешно. Я никогда ее прежде не видел и люблю только Джульет.

– Ты уверен?

– Дженнингс!

– Ну-ну, не злись. Нам надо распутать это дело, а оно с каждым днем все запутаннее. Ты давал этот снимок сеньоре Гредос?

– Маракито? Нет. Я дал его Джульет.

– Ты уверен?

– Абсолютно! Я понятия не имею, как он попал в дом к Маракито.

Дженнингс задумался.

– Может, Бэзил передал. В его интересах посеять раздор между тобой и мисс Сэксон. Кроме того, если моя догадка верна, это показывает, что миссис Октагон была намерена помешать вашему браку еще до смерти ее сестры.

– А! Значит, смерть мисс Лоах дала ей шанс оправдать свой запрет на брак.

– Ну, может, она не решалась сделать этого прежде, поскольку мисс Лоах могла не оставить свои деньги Джульет, если бы свадьба не состоялась.

Катберт кивнул и задумчиво произнес:

– В конце концов, старушке я нравился, к тому же я племянник человека, который любил ее в юности. Возможно, у нее душа лежала к этой свадьбе, и она могла пригрозить, что завещает деньги кому-то еще, если миссис Октагон не согласится. Потерпев здесь неудачу, миссис Октагон через Бэзила передала снимок Маракито в надежде, что Джульет начнет задавать вопросы…

– А если бы начала? – подхватил Дженнингс.

У Катберта вид был неловкий.

– Ты уж законченным ослом меня не считай, – сказал он, изображая смех. – Маракито влюблена в меня. Я перестал к ней ходить, поскольку она стала чересчур внимательна ко мне. Я тебе не говорил, поскольку мужчина не должен рассказывать о женских слабостях. Но поскольку все стало слишком серьезно, лучше, чтобы ты знал.

– Я рад это слышать. Кстати, Катберт, тебе туго придется в треугольнике мисс Сэксон, Сьюзен Грант и Маракито.

– Чушь! – сердито ответил Мэллоу. – Джульет – единственная женщина, которую я люблю и на ком намерен жениться.

– Маракито помешает вашему браку.

– Пусть попробует, – фыркнул Катберт.

Дженнингс сурово посмотрел на него.

– Я не очень уверен, но она способна испортить тебе жизнь. Есть еще и миссис Херн, которая может быть, а может и не быть матерью этой испанской демоницы…

– Если это не она сама, – предположил Мэллоу.

– Нет! – решительно ответил детектив. – Маракито не встает с постели. Ты сам это знаешь. Тем не менее я навещу миссис Херн в Хэмпстеде. Она же свидетель. Сиди тихо, Мэллоу, и не мешай мне вести расследование. А пока спроси мисс Сэксон, когда она потеряла эту фотографию.

– Ты теперь хоть какой-то свет в конце туннеля видишь?

– У меня есть крохотная зацепка. Но я еще нескоро докопаюсь до истины. За этим убийством многое стоит, Мэллоу.

Профессор Ле Боу держал танцевальную школу в Пимлико[7]и неустанно готовил учеников к сцене. Многие из них с большим или меньшим успехом появлялись в постановках театров «Эмпайр» или «Альгамбра», и он пользовался широким успехом среди заболевших сценой честолюбцев за то, что плату брал умеренную, а учил очень усердно. Так он обеспечил себе если не большой, то постоянный доход. В школе ему помогала племянница, Пегги Гарторн. Она управляла его домом, следила за расходами, иначе бы маленький профессор никогда не смог бы откладывать на жизнь. Когда брат покойной мадам Ле Боу – англичанки – умер, его сестра взяла сироту под опеку. Теперь и сама мадам Ле Боу умерла, и Пегги присматривала за профессором из благодарности и из любви. Она обожала раздражительного маленького француза и прекрасно умела им управлять.

Именно в «Академию Танца» и направил свои стопы Дженнингс после беседы со Сьюзен. Он уже восемнадцать месяцев был там постоянным гостем, будучи глубоко влюбленным в Пегги. На «банковский праздник» ему повезло спасти ее от шумной подвыпившей толпы и проводить домой, где его осыпал благодарностями профессор. Детективу понравился оригинальный коротышка, и он зашел еще раз, чтобы спросить про Пегги. Зародившаяся таким образом дружба переросла в более глубокое чувство, и не прошло и девяти месяцев, как Дженнингс предложил скромной девушке руку и сердце. Она согласилась, как и Ле Боу, хотя тот и печалился от мысли о грядущей утрате своей опоры. Но Пегги пообещала, что продолжит заботиться о нем, пока тот не отойдет от дел, и это успокоило Ле Боу. Ему уже было под семьдесят, и вряд ли он еще долго смог бы преподавать. Но благодаря уму и бережливости Пегги у него было, как говорят французы, «довольно хлеба в закромах», чтобы сытно жить до самой смерти.

Академия располагалась на узкой улочке в стороне от основных улиц. По обе стороны переулка – ибо это был переулок – стояли дома небогатых людей, а в конце находилась Академия, перекрывая выход из этого квартала. Она стояла прямо посередине переулка и превращала его в тупик, но вдоль нее проходил узкий проулочек, превращаясь позади здания в новую улицу под другим названием. Поскольку дом стоял уж очень экстравагантно, препятствие уже не раз пытались удалить, но хозяин, эксцентричный богач, пока отказывался давать согласие на снос. Правда, теперь владелец постарел, и ожидалось, что наследники все же снесут дом и позволят переулку свободно вливаться в другую улицу. И на этом кончится время профессора Ле Боу, поскольку его сердце разобьется, если ему придется переезжать. Он преподавал здесь последние тридцать лет и стал неотъемлемой частью здешних окрестностей.