Опасный возраст - Соня Фрейм

За эту неделю внутри меня завял не один прованский сад. Все ощущалось как смерть, вкус которой я уже знал из-за Саши. Часть меня, которая вырвалась наружу из темноты собственных мыслей, вдруг всосалась назад, во мрак.

«Все было зря», — устало думал я.

Хотелось спросить: «А зачем тогда вообще это было?».

Все произошло слишком внезапно и оттого казалось особенно несправедливым. Позже я узнал детали. Ее родители спланировали переезд еще в начале марта, но, зная, как Алина тяжело переносит такие новости, стремились оградить ее до последнего момента. Это был очень удобный способ. Она будет настолько шокирована, что останется свернуть ее в рулон и забрать в аэропорт. Она знала только, что летом они собираются навестить сестру, и даже фотографировалась на визу и сдавала документы. Родители же ни словом не обмолвились, для чего все это на самом деле.

Каково было Алине сейчас, я не мог представить. Я вдруг перестал ее чувствовать, хотя она еще находилась здесь.

Когда она закончила с товаром, мы побрели по торговому центру, каждый глядя в разные стороны. Между нами естественным образом появилась дистанция шириной в палец, она уже свидетельствовала о пока невидимых переменах.

Обычно парочки в таких ситуациях стараются получить как можно больше друг от друга. Они пытаются унести часть другого человека с собой в новый мир. Но мы вдруг резко охладели, омертвели и стали чужими.

Я поцеловал ее один раз, затем она мягко отстранилась.

— Надо научиться прощаться, — сухо сказала она. — Ничто не является твоим в этом мире.

— Ты научилась? — отрешенно спросил я.

— Да. Я научилась давно.

Ее голос звучал серо и глухо.

— Мы еще увидимся до отъезда?

— Конечно, — ответила она.

Это был последний раз, когда я ее видел. Они улетали через день, и на мои звонки она не отвечала. Я знал, что самолет вылетает в семь утра, и еще тогда, неделю назад, думал, что приеду ее провожать. Мне было плевать на ее отца и остальных. Я должен был ее увидеть. Но за несколько последних дней что-то между нами перегорело.

Я проснулся в шесть утра и вышел во двор. Лежа на траве, я курил, смотрел, как разлетаются во все стороны облака, и думал, что каждый день над нами пролетают десятки самолетов, если не больше. Каждый из них везет куда-то людей.

Какой из этих самолетов унесет однажды меня?

Облака скручивались в спираль, не давая ответа.

Зазвонил телефон.

— Да, — ответил я, даже не посмотрев на номер.

— Это я.

— Салют.

— Салют.

— Ты в аэропорту?

Мой голос звучал ровно. Да и в душе тоже было спокойно и пусто.

— Уже идет посадка.

— Удачно долететь. Напиши, как доберешься. И…

— Сергей…

— Желаю счастья. Может, еще увидимся?

— Может. Во сне. Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив.

— Как ты сама сказала, надо учиться прощаться, ведь так?

— Пока?

— Пока.

Мне показалось, что она опять плачет. А потом ее голос будто растворился.

«Звонок окончен».

Я закрыл глаза, а над головой осталось лишь небо.

В июне было много дождей, в июле — ураган, в августе началась запоздалая жара. Так прошло лето.

Я пропустил матч по баскетболу, потому что просто на него не явился. Так получилось, что еще другой игрок заболел, и в неполном составе они решили не выходить. Запасных у нас не было. Наша школа вылетела из городских соревнований в молчаливом позоре.

Где я был в это время?

За городом. Сидел у небольшого горного озера, грыз соломинку и слушал молчание гор, в котором всегда таилась какая-то угроза. По заброшенным местам я стал шататься реже. Они вдруг перестали быть интересными. Мое паломничество тем не менее продолжалось. Так, я не прекратил странствовать вокруг, да и внутри себя, — просто расширил территорию.

Дэн позвонил и спросил, в чем дело, на что я сказал ему правду. Он назвал меня козлом и бросил трубку. Больше мы не разговаривали. Все, что я внезапно приобрел той весной, я так же быстро потерял.

Это было очень долгое лето, без конца и края. Я наблюдал его как кинофильм, иногда не понимая, принимаю ли я в нем участие или же смотрю из зала. Хотя если призадуматься, оно полнилось мелкими, незначительными событиями.

Например, я устроился на подработку в супермаркет. Разгружал ящики, расставлял продукты по полкам. Со мной работал еще один тип, которого окружающие почему-то записали в мои друзья. У него были длинные волосы, а по правой руке ползла татуированная змея. Я постоянно забывал, как его зовут, поэтому никогда не называл по имени. Он слушал дэт-метал, и казалось, что мы из одной субкультурной среды, хотя это был тот случай, когда схожие вкусы не гарантируют вам мгновенного притяжения.

Как-то он позвал меня на какую-то вечеринку «не таких, как все», и я пошел из интереса. Очень быстро я понял, что люди делают на таких сборищах. Сначала они выпивают несколько литров пива и прибывают готовыми к веселью. Потом напиваются в полнейший хлам уже там и делают что хотят: танцуют, болтают, блюют, обжимаются со всеми по углам…

Я набрался вместе с ними, и правда стало очень весело. Алкоголь — универсальный проводник. Он подключает вас к людям, миру, и все кажется невероятно простым и легким. В голове, конечно, появляется безумная карусель, раскручивающая ваши мозги, но к этому быстро привыкаешь.

Я сидел вместе с кучей незнакомых людей, обнимался с ними и травил шуточки, от которых в трезвом виде никто даже не улыбнулся бы. А мы угорали так, как будто я выдавал хохмы века. Этот новый знакомый без имени хлопал меня по плечу и говорил, что я «мужик что надо».

На вторую попойку я тоже пришел, и на третью. Мама в те дни была со своим ухажером и совсем перестала задавать вопросы.

Я наслушался самых разных историй. Алкоголь всегда подвигает к откровенности, и ко всем появляется участливый настрой.

Притом что я был пьян и весел, я продолжал фиксировать абсолютно все и в деталях помнил каждый вечер. Например, длинноволосый сначала — душа компании, но постепенно скисает и начинает приставать к людям с историями из своего детства. Я узнал, что мать его не хотела и занималась только своими кавалерами. Они его терпеть не могли и постоянно отшивали. Однажды он упал из кроватки, и никто его не поднял.