Стрелок - Лана Черная

Клим попытался сосредоточиться, нащупать владельца запаха, так бесцеремонно вторгнувшегося в его день. В голове туман. И звон. Как будто сотня зеркал разбилась. Клим зарычал от острой боли, заколовшей в затылке. Что за бесовщина? Залпом осушил вновь наполненную рюмку водки. Откашлялся. И

в этот момент горло сдавило, как будто кто-то невидимый набросил удавку.

— Мила… — выдохнул Клим и сорвался с места.

Свежий воздух прояснил мозг. Солнце слепило. А под ногами пульсировала земля. Дом напротив пошел трещинами — вот-вот рассыплется. Клим бросился к машине. Выругался, обнаружив, что его подпер старенький фургон. От асфальта пошел пар. Клим рванул вперед. Земля вибрировала и стонала под ногами. Люди шарахались в стороны от падающего сверху шифера. Витрины жалобно звенели. И во всем этом чудился смех. Дикий, разгульный.

Клеймо на груди свербело. Клим ощущал, как плавится одежда и прилипают подошвы обуви. А он бежал. Перепрыгивая через бордюры и расползающиеся по дороге трещины. Отталкивая зазевавшихся прохожих, огибая машины. Бежал. И впервые в жизни жалел, что не может открывать порталы.

Неистовый смех рвал перепонки, по шее текла кровь. Клим оглох. Люди вокруг кричали — Клим видел их перекошенные ужасом лица и надорванные в крике глотки. Видел, как проваливаются в бездну высотки. Серый дым затянул небо, превратив утро в сумерки. А Клим не останавливался. До дома еще два квартала. Ему нельзя останавливаться. На ходу перепрыгнул через поваленный фонарный столб и не заметил, как дорога перед ним вздулась. Споткнулся, упал. Кубарем прокатился по горячему асфальту под колеса машины. Водитель вовремя вывернул руль, и Клима лишь немного чиркнуло бампером. Машина пошла юзом и влетела в разверзшуюся дыру. Дорога осыпалась в разрастающуюся трещину. В пропасть складывались бетонные высотки, словно карточные домики, исчезали люди.

— Проклятье… — прорычал Клим, не слыша собственного голоса. С трудом поднялся и двинулся дальше.

Ногу простреливало при каждом шаге, рука занемела, носом шла кровь. В голове стоял гул. Вокруг — паника и хаос. Позади — руины. Впереди — нужный дом.

Клим ввалился в подъезд, когда сил почти не осталось. Туман скользил по ступеням, холодил. Тяжело дыша, Клим поднялся на девятый этаж. В нос шибанул резкий запах серы и силы. Тягучий, приторный, как карамель. Дверь не заперта.

В квартире сизый туман с черными нитями. Нечеловеческий смех и ломкие, некрасивые слова. На полу в спальне — скорчившаяся Мила, из последних сил цепляющаяся за жизнь. Под потолком — мотыльки. А в треснувшем зеркале — уродливая тварь. Мормори. Низшая каста Мрака. Клим выдохнул, сорвав с шеи распятие.

— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto! — прокричал он, обвив цепью призрачную руку. Костлявая лапа мормори зашипела, расплавилась. Тварь взвыла. Морда ее исказилась, принимая первородный облик. Вытянутая птичья голова с загнутым клювом и змеиными глазами.

Клим встал напротив зеркала, закрыв собой Милу. Осенил крестом зеркало.

— Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum! — произнес, растягивая каждое слово.

Еще раз. И еще. Трижды осеняя крестом корчащуюся в агонии тварь. И на последнем слове ударил кулаком по зеркалу. То зазвенело и осыпалось на пол черными осколками.

Клим обернулся к Миле. Безумный взгляд блуждал по комнате. Грудь в крови, на шее ожог. И мотыльки вокруг. Сотни. Кружат над Милой. Клим опустился на колени рядом, коснулся ее растрепанных волос и тихо прошептал: — Amen.

Глаза Милы закрылись и мотыльки рассыпались золотой пыльцой, будто и не было.

* * *

Макс.

Сейчас.

Из паутины прошлого Макса вывели странные звуки, похожие на голоса птиц. Он открыл глаза и осмотрелся.

Прямо перед ним дышало бурей волнующееся море. Северный ветер тормошил короткие влажные волосы, проникал под распахнутый пиджак.

Ноги утопали в песке.

Макс попытался вспомнить, как он здесь оказался и снова в человечьем обльчье, но наткнулся на огромный провал в памяти. Только теперь его это не пугало. Он знал, что к нему возвращается его сила, украденная в далёком детстве, когда отец привёл к нему Миранду. Варданку, навечно лишившую его жизнь покоя.

И точно так же, как в их последнее утро, сейчас он был совершенно один.

Боль захлестнула его с новой силой, не давая дышать. Лёгкие сжались, и Макс рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух. Дрожащей рукой зачерпнул морской воды и хлебнул, не чувствуя вкуса.

Лёд обжёг горло, и Макс захохотал. Всем своим существом выталкивая из себя боль, как в то утро, когда она сбежала, он хохотал.

Злой, хриплый смех всполошил стаю чаек на берегу. С недовольными криками они сорвались в небо и закружили над Максом.

Он покосился на голодных птиц и с трудом поднялся на ноги.

Чайки кружили над его головой, преследуя до самого асфальта, на котором одиноко ютился пыльный джип.

Ох уж эта Миранда! Одна мысль об этой женщине будоражила самые потаённые уголки его души. Оскалившись на прощание, он рванул с места, и не заметил, как домчался до старого дома в квартале от центра города.

Огромный, серый от песка и пыли, джип едва протиснулся в небольшой дворик и остановился у невзрачного подъезда. Макс вылез из прохладного салона под занимающийся дождь. Крупные капли падали на лицо. У машины он немного постоял, решая идти ли дальше.

И только когда в окнах первого этажа мелькнула знакомая фигура, Макс вошёл внутрь и надавил на звонок единственной квартиры на площадке.

Дверь распахнулась, впуская его в огромное полупустое помещение, и бесшумно закрылась за спиной. Он усмехнулся. Здесь было пусто и тихо, лишь дождь едва слышно стучал по карнизу огромного окна.

— Столь скоро встретиться с тобой не чаял я, — произнёс тихий голос за спиной Макса.

— Я пришёл за помощью, — прошептал он, остановившись у окна.

— Мне странно слышать боль в речах твоих…

— Я больше не чувствую боли, — Макс покачал головой. — Я просто не хочу, чтобы прошлое повторялось. И ты единственный знаешь, как всё исправить.

— Ты жаждешь отыскать его? — голос стал выразительней.

— Ты и сам знаешь, отец…

— Мне жаль, но я помочь тебе не в силах. Забудь, — прозвучало совсем рядом. — Беги. Оставь им этот мир, иначе гибель здесь свою найдёшь ты.

— Я не могу, — Макс опёрся на стену напротив окна. — Не могу её предать.

— Её? — в голосе послышались нотки отчаяния. — Любовь по-прежнему жива в душе твоей, но…

— Хватит! — резко перебил Макс. — Я давно не нуждаюсь в задушевных беседах. Ты упустил свой шанс.

— Минувшее исправить невозможно, — перед Максом появился высокий мужчина в длинном до пят сером одеянии с наглухо застёгнутым воротом и расширенными от локтя рукавами, — но ни о чём я не жалею. Ты вырос, мальчик, стал героем…