Тени Амиран. Черный рыцарь для неженки - Александра Мурри

Сломанное запястье у одного из помощников настоятельницы.

Синяки и ссадины. Мелочовка, не стоящая внимания.

При задержании серьезно пострадал лишь один ребенок. Не по вине орденцев.

После неудавшейся атаки на стража он с разбегу разбил голову о каменную стену.

Помешать не успели.

— По отчету лечащего врача — травма средней степени тяжести. Сотрясение мозга, потеря функции речи и частично памяти. Хорошенько он приложился, однако!.. Восстановление заняло более полугода. Еще пишет наш доктор, что ребенок был необычным. Сильный экран. Хм... в условиях Амирана, где все дети, мягко говоря, не простые, назвать кого-то необычным...

— Этот врач занимался всеми амиранскими детьми? — уточнил Рюск.

— Да. Доктор Мирон Шенваль. Все отчеты с его подписями.

— Какая больница?

— Больница Аэртеллы Милосердной, Эдембург. Имя мальчика — Бенжамин Казе.

Стражи подобрались, как охотничьи псы, взявшие след.

Лиса в норе.

Переглянулись.

— Что с ним стало потом?

— Щас посмотрим... — Хаффнер снова зарылся в бумаги, отыскивая нужные.

— У нас пятнадцать минут, — оповестил всех Вовин.

— Успеем, не выгонит же она нас! — отмахнулся Рюск. — Если что, забаррикадируем дверь, пусть выламывают.

Имущество казенное, Орден не обеднеет.

— Казе мотался по разным приютам, в приемные семьи не брали... Для военной стези не подошел. Проблемы со здоровьем, успеваемость в школе никакая.

— Где он сейчас? Адрес, работа?

— Данных нет, пусто. Как испарился. Еще одна тень из забытого богами Амирана.

— Как видишь — совсем не забытого, — Рюск поднялся, чуть не уронив стул. — Адреса, имена, контакты — переписали?

— Да, все, что имелось, — заверили Вовин с Хаффнером.

— Тогда уходим, — и заколотил кулаком в железную дверь. — Не нравится мне сидеть взаперти.

Конечно, кому такое может понравиться?

Поль, их неизменный водитель и ответственный за состояние служебного мобиля, увидев приближающихся стражей, завел двигатель.

— В управление?

— Сначала туда... — радости в голосе Рюска ни следа. Предстояло отчитываться перед начальством. Формальности в их деле — меньшее зло, но неизбежное.

Замешан канцлер. Где политика, там гарантированно грязь и вонь... И шишки, сыплющиеся на головы простых стражей, делающих свою работу.

— Постараюсь уложиться в час. Вы езжайте в Двенадцатый. Я присоединюсь, как только смогу.

— Кто будет допрашивать?

— К настоятельнице без бумаг не сунешься, подождешь меня.

Высадив Рюска, Эдам с Хаффнером поехали дальше, к больнице Аэртеллы Милосердной. Двенадцатый район. Только вчера они были там, в трущобах. Вместе с Рори.

Эта мысль не давала Эдаму покоя. Не нравилась настолько, что все инстинкты вставали на дыбы. Ощущение ядовитой змеи, разворачивающей чешуйчатые кольца, поднимающейся невидимой из-за листвы.

Что могло произойти? Что он там видел? Чего не увидел? Где оплошал?

Чем это может грозить?

Мобиль мчался, разрезая светом фар ранние осенние сумерки.

От тревожных мыслей отвлек голос Хаффнера:

— Значит, у нас потенциально убийца — экран... С долбанутой головой. Это бы объясняло, почему жертвы не сопротивлялись, не реагировали на слежку. Он давал им покой. Ни у одной из убитых им женщин-медиаторов не было стабильной связи с экраном.

— Он давал им то, в чем они нуждались, — Эдам поддержал ход рассуждения, отодвигая предчувствия на задворки сознания.

— Пришел, увидел... и убил, — изменил Хаффнер последний глагол в известной поговорке.

Экраны, как никто другой, подходят на роль маньяков. Им, по обыкновению, не хватает эмоций, многие находят облегчение в истязании — себя самого или же других. Причиняя боль — заряжаются. Так со многими, не только с амирановскими.

Эдам встречал таких за время службы. Понимал их — как экран экранов.

Понимать, не значит — принимать.

— Он аккуратен, дотошен. Знает, как не оставить следов, как скрыться, как убить без свидетелей, как воздействовать экраном, чтобы жертвы не шумели и не сопротивлялись. Причем с неодаренными он действует так же.

Портрет вырисовывался пугающий.

— Его дар экрана действует и на обычных людей?

— Но как? — Хаффнер аж привстал на переднем сиденье, разворачиваясь к Эдаму. — Такого никогда не было!.. По крайней мере, мы не встречали, и в отчете ничего подобного не упоминается.

— Но и исключать нельзя. Почему тот врач определил Казе в «особенные»?

— И скончался через год после завершения лечения?..

— И при всем при этом мне не понятен способ убийства, — еще одна навязчивая мысль, не оставляющая Эдама в покое. — Все убитые умерли от ожогов дыхательных путей, щелочь разъела плоть — кожу, жировую прослойку, повредила кости... Это жуткие муки, если бы жертвы находились в сознании. Но их оглушили. Зачем?

— Милосердие?

— Не вяжется. Из опыта знаю, что кислотой убивают из ревности, из мести. Человек должен быть одержим яростью и жаждой причинить боль людям, ее побудившим.

— Месть?..

— Тоже вероятно.

— «Не доставайся же ты никому, ни в этом мире, ни в перерождении» — пропел Хаффнер вполне приличным баритоном. — Так пел герой-ревнивец в последней опере Гортелли. Герой, кстати, отравил возлюбленную крысиным ядом... а после сбросил с башни.

— Но тогда он бы не оглушал жертв, а упивался их страданием.

— Концентрат щелочи достать несложно. Плюс способности экрана, плюс у него были сведения о нужных ему одаренных из Амирана. Он знал, где их искать. Следил за ними, знал распорядок жизни, чтобы напасть в подходящий момент.

— Но ревнуют обычно кого-то одного... У нас же жертв уйма!.. И все связаны с Амираном. Кто считает тех детей своей собственностью? — задавая вопрос, Эдам осознал ответ.

— Что значит «считает собственностью»? У всех у них своя жизнь, они уже не дети, а взрослые свободные люди как и все другие.

Кто может считать иначе?..

— Добавь скорости, Пол, — попросил Эдам.

Его не оставляло чувство, что драгоценное время утекает сквозь пальцы, словно песок через дырявое ведро.

Позвонить Рори? Проверить, удостовериться, что она в квартире и никуда не ушла?

Часы показывают девятый час. Куда ей идти?