Зона Топь - Марина Туровская

Огромная кровопотеря. В больнице запасов крови практически не было, Галина сдала свои шестьсот граммов, попросила приехать и стать донорами соседей. Но крови все равно не хватало.

Сообщение об аварии и критическом состоянии Андрея повергло сослуживцев Галины в шок. Четыре женщины снялись с работы и поехали в больницу сдавать кровь.

Ночью Гену разбудил стук в дверь и тихое подвывание. Когда он открыл дверь, в дом ввалилась Галина, у порога упала на колени и поползла ему навстречу.

— Гена, спаси его. Спаси моего Андрюшеньку. Я тебя Христом Богом прошу, архангелами и святыми, помоги. Я без него жить не смогу. Гена, если он умрет, мне жить незачем.

Гена поднимал ее, но она опять падала, пугая звериным завыванием и сильнейшим запахом перегара.

— Я же знаю, вы там у себя, в Зоне, зэков оживляете, для опытов. Зэки, они же убийцы, им жить не надо, а мой парши… Ой, что же я говорю, как же я свою кровиночку называю…

Галя села на полу и несколько раз сильно ударила себя по губам ладонью. На тяжелой рабочей руке золотились два «купеческих» перстня, и ими Галина разбила себе губы. Кровь стекала на дрожащий от плача подбородок, но Галя не стирала ее, не замечая.

Гена силком завел Галину в медблок, посадил на кушетку.

— Галя, я в четыре часа дня звонил в больницу. Мне сказали, что операция прошла успешно. Так?

— Так, Геночка, так. Ты помоги, я дом продам и заплачу, я твоей рабой до конца жизни буду, только спаси Андрюшеньку.

— В чем проблема? Крови не хватает?

— Не хватает, Геночка. У него отбитая печень кровь не чистит, почки отказывают. Ты помоги. — Она смотрела безумным взглядом как бы не на него, а мимо, разглядывая что-то в будущем. — У меня же больше никогда детей не будет, кроме Андрюшеньки, что же я, не понимаю? Вы ведь всех женщин, живущих в поселке, стерилизуете! Не мне тебе рассказывать! Но Гена, есть у вас там, в лаборатории Зоны, лекарство. Аристарх как-то по пьяни проговорился. Я материнским нутром чувствую, может оно моего Андрюшку спасти. Я знаю.

Она перестала подвывать и глухо попросила, не отводя немигающего взгляда:

— Спаси его, Гена. Врачи сказали — до утра не доживет, интоксикация организма. Спаси.

То ли из-за того, что он выпил двести пятьдесят на ночь, то ли из-за чувства вины медика перед женщинами и неистовством материнской любви Гена притянул к себе Галину и тихо проговорил:

— Я попробую, Галя. Но ты будешь обязана молчать. Всегда.

Галина опять начала ловить и целовать руки Гены, но он легко шлепнул ее по щекам.

— Угомонись. Ты на чем приехала?

— На своей, на «Ладе».

— Пьяная? А впрочем… Вытри кровь и иди в машину, грей мотор. Я выйду через пять минут.

Галина вышла, а Гена открыл холодильник. В отдельном контейнере, запертом на два замка, хранилась целительная кровь. Здесь, в доме, он хранил на всякий случай все два пакета. Взял оба.

Главное, влить кровь, когда его никто не видит.

Кровь помогла, и Андрей выжил.

Галина в ежеутренних молитвах поминала Гену за здравие. Андрюша-паршивец смог самостоятельно встать как раз в день своего рождения. Галя поклялась отмечать каждый следующий день рождения сына как последний.

Галина считала себя обязанной сделать жизнь Гены счастливой.

* * *

Ближе к утру Жора услышал бормотание, звук передвигаемой на столе посуды. Внятно прозвучало длинное матерное выражение. Охранник Игорь встал из-за стола шатаясь и целенаправленно направился к двери. Жора закрыл глаза и снова уснул.

Утром, выйдя из ванной, Жора достал из холодильника закуску и задумался над вечной проблемой — похмеляться или нет.

Мысли перебил грохот. Открылась входная дверь, и в номер вошел громадный мужик в белом халате. Оказалось, это он постучался, перед тем как войти. Заметив раздумья Жоры над тарелками с селедочкой и бутылкой спирта, подошел ближе к столу.

— Ты эта… как тебя… Юлия Гавриловна приказала отвести тебя к Ленчику, так что пошли. Нальешь?

— Налью. — Жора налил в стаканы спирта, затем сока, протянул стакан медбрату. — Меня Жорой зовут.

— А меня Сашком.

Чокнулись, выпили. Жора закусил остатками икры, Сашок, стесняясь, положил на черный хлеб селедку.

— Ты эта, Жора, одевайся для улицы. Ленчик в другом корпусе, для тихих.

Перед административным зданием синей «Мазды» не оказалось. Но вряд ли медбрат знал, куда ее загнали.

Нужный корпус оказался рядом. Охранник пропустил не спрашивая, было понятно, что о визите предупредили.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Жора остановил медбрата.

— Подожди, Сашок… А как он?

— Эта… Ленчик-то? Молодцом. Сам увидишь.

— Он ходит?

— Когда водят, тогда ходит, а так все больше лежит. Ты эта, иди, сам смотри. Че говорить-то?

С лестницы повернули налево. В длинном коридоре, освещенном зимним солнцем через высокие окна, стояли кадки с цветами-деревьями. На диванчиках читали книжки и газеты трое мирных пожилых людей.

Перейдя на шепот, Жора спросил:

— Что? Они все психи?

— Все. — Медбрат остановился и показал пальцем на каждого. — У Валерия Михайловича вялотекущая, у Дмитрия Зиновьевича прогрессирующая, а у Дины Васильевны старческий маразм, и она не читает, она спит с открытыми глазами. Вот палата Ленчика. Мало мы выпили, мало. Заходи, я тебя в коридоре подожду.

В палате перед маленьким телевизором, стоящим на обеденном столе, в небольших креслах сидели три старушки, тихо переговариваясь. Две вязали, третья гладила кошку, примостившуюся у нее на коленях. На тарелках лежали пирожки и магазинные пряники, закипал электрический чайник.

В большой, совсем не больничной кровати, повернувшись к телевизору, спал Ленчик. А на Ленчике, на плече, на бедре и в ногах, лежали четыре кошки.

Появление Жоры вызвало у кошек слабое движение ушей, у старушек — шок.

— Здрасьте. — Жора ошарашенно оглядывал дорогую обстановку палаты. — Я к Леониду, брат его.

— И чего ты кричишь? — шепотом спросила самая молодая пациентка, лет девяноста. — Ленчик мальчик трепетный, он шум не любит.

— Не любит, не любит, — не прекращая вязать, подтвердили две другие старушки, лет по сто.

— А можно мне с братом поговорить? — издевательски вежливо спросил Жора, не понижая голоса.

— Говори, кто же тебе мешает?

Жора открыл дверь в палату.

— Сашок, иди сюда.

Медбрат отложил газету, тяжело поднялся с дивана.

— Че?