Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд

— Вы действительно не пытались бежать?

— Не пыталась.

— И я так же подумал. Отсюда убежать некуда. Вы ведь тожеэто понимали, не так ли?

— Да.

— Тогда чего ради вы все это затеяли?

Он некоторое время изучал ее лицо, затем встал и подошел кней. Кэтрин взглянула на него, но в глазах у нее не было страха.

— Куда вы шли?

— Я подумала, что, пока вас нет, я, может быть, сумею как-тонайти брата. Мне хотелось всего лишь увидеть его, переговорить с ним, узнать,как он.

— Почему же вы не попросили об этом меня?

Его голос прозвучал мягче, чем она ожидала.

— А разве я могу вам доверять? — спросила онатихо.

— Да. Моя репутация — моя гордость. Я ни разу вжизни не нарушил данного слова. Честь иногда остается единственной и самойдорогой вещью, которая у тебя есть.

— А как насчет женской чести?

— О, она тоже драгоценна. Кэтрин, — обратился он, и они самине заметили, как неофициально прозвучало это обращение, — существуют случаи, откоторых никуда не деться, когда от тебя уже ничего не зависит и ты ничем неуправляешь. Пора уже принять это. Сегодня можете больше не возвращаться к себе;будете находиться здесь, пока я не найду охранника, менее чувствительного к вашимчарам.

И он шагнул к ней, стягивая с себя камзол.

Стащив камзол и отшвырнув его в сторону кресла, Донован сел,чтобы стянуть сапоги. Кэтрин настороженно следила за ним. Если он полагал, чтозатащить ее в постель дело пустячное, то она продемонстрирует, как оношибается. Конечно, он мог ее изнасиловать, но ее уступчивостью емупохвастаться не придется.

Донован со вздохом откинулся в кресле; он был очень и оченьутомлен. Кэтрин стиснула руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.

— Если вы намерены надругаться надо мной, то имейте в виду:я найду способ расквитаться с вами.

— Что ж, придется остерегаться вас каждое мгновение.Следовательно, мне придется постоянно держать вас как можно ближе к себе, — ухмыльнулся Донован.

— Вы же победитель, — с сарказмом заметила Кэтрин, — и с позволения вашего короля вольны делать все, что считаете нужным.

— Ах, Кэтрин, — тихо засмеялся Донован и поднялся,чтобы снять рубашку. Теперь он уже видел неподдельный страх в ее глазах. — Все гораздо проще, чем вы думаете.

Сняв рубашку, он отшвырнул ее. Всякий раз, когда оноказывался рядом, он вносил смятение и путаницу в душу девушки.

— Куда проще взять силой то, что само не желает идти вам вруки, — с отчаянием сказала она.

— Вы уверены, что не желает?

Она чуть не задохнулась от гнева, но ее слишком занималидругие вещи. Его близость производила действие... совершенно нежелательноедействие. Потянувшись, Донован легко коснулся ее волос, ощутив ихшелковистость.

— Не надо, — сказала она и отбросила его руку.

Он тихо засмеялся и обхватил ее, привлекая к себе.

— Послушайте, Кэтрин. Таков закон жизни, что сильнейший,«победитель», как вы его назвали — властвует над всем. И только сильныйспособен распоряжаться этой властью справедливо и разумно. Яков не желает заговорови мятежей, а потому прибегает к единственному разумному выходу — собирает вокруг себя сильнейших.

— Так вы полагаете подавить мятежи, принудив меня ксожительству? — спросила она.

— Если бы дело касалось сожительства с вами, то вы давнобыли бы моей. Боюсь, однако, что речь идет о вещи более постоянной и прочной. —Она не отрывала от него глаз, и Донован помолчал несколько секунд, чтобы до неедошел смысл сказанного.

— Брак! — задохнулась она.

— Именно так, брак!

— Нет, никогда! Без любви? Нет и нет! Это то же самое, чтовзять меня без брака. Я вас не желаю!

— Никому не интересно, что вы там не желаете. Подписан указкороля. А что до любви, — он засмеялся снова, привлекая ближе ее непослушноетело, — жалок был бы тот, кто влюбился бы в вас, Кэтрин. Вы бы разбили емусердце и погубили душу. Нет, я возьму вас такой, какая вы есть, и любви здесьнечего будет делать. Надеюсь, и без этого брак будет, по меньшей мере, волнующепрекрасным.

— Я никогда не стану вашей женой.

— Не спешите делать заявления, особенно в тех вопросах, гдеслово вам не принадлежит. Через несколько недель мы будем обвенчаны, а я не изтех мужчин, которые заставляют жену скучать в одиночестве в пустой постели. Унас будут дети, и тем самым сойдет на нет сама мысль собрать бунтовщиков подзнаменами Мак-Леодов.

— И теперь я в ваших руках?..

Глаза ее были наполнены яростью.

— Я бы сказал — в моих объятиях.

— Что ж, тогда не ослабляйте хватку и бдите даже во сне, — сказала она сквозь зубы, — а, вернее всего, приготовьтесь к бессоннымночам. Если вы меня к этому принудите, я либо убью себя, либо... либо буду накаждом шагу изменять вам, и все дети, которых я вам рожу, будут безродными,нагуленными от отцов, о которых вы до конца жизни ничего не узнаете.

Злоба сверкнула в серых глазах Донована.

— Нет, — прошептал он сипло, — вы дадите клятвуперед лицом Господа, стоя рядом со мной пред алтарем. С этой минуты вы будетепо закону моей, и заверяю вас, что не найдется мужчины, который рискнул бынаставить мне рога. Это уж поверьте. — Он уверенно улыбнулся. — Разумеется, я не стану стеречь вас, как заключенную, но если застану свами другого мужчину, то ему это будет стоить жизни. И я без колебаний накажувас в случае измены. Чтобы вы знали, что мое незапятнанное имя и моя честь дляменя превыше всего.

Ему хотелось добавить, что слишком хорошо ее знает,чтобы поверить в ее способность отдаться другому мужчине после свадьбы. Донованслишком доверял ее представлениям о чести.

— Пустите меня.

— Может быть... попозже, — сказал он негромко и прижал ксебе так крепко, что она слышала каждый удар его сердца и ощущала жар его тела.— А теперь посмотрим, что же меня ждет в браке.

— Нет... нет, пустите меня. Я вам не какая-нибудь шлюха!

— Горячитесь, горячитесь, — сказал Донован, — ведь вам предстоитсогревать мою постель. Ну, а сейчас...

С силой он прижал ее к своему телу, все крепче и крепчесмыкая кольцо своих безжалостных рук. Она уже не могла дышать, не могла думать,затем его губы прижались к ее, и страстный, опаляющий поцелуй пронзил Кэтрин,вытеснив из ее сознания все мысли и чувства.

Все внутренние барьеры были сломлены, его прикосновения,вкус его губ, его запах — все волновало и будоражило Кэтрин;казалось, никого, кроме них двоих, не осталось во всей Вселенной.