Вторая жизнь - Татьяна Ветрова

— То есть тебе все равно, где и с кем? — не знаю, кто потянул меня за язык и что я хотела узнать, но его ответ в одночасье отрезвил меня.

— Конечно.

И разбил на мелкие осколки розовые очки…

В понедельник, увидев меня с Лелькой, он решил познакомиться. Вновь. Тогда я поняла, что это все. Война. Такой, как он, никогда не будет серьезен, никогда ничего самостоятельно не добьется в этой жизни. Обыкновенный прожигатель жизни без мозгов в голове.

Три года. Ровно три года мы воевали, понапрасну цепляли друг другу и изводили, как подскажет совесть. Если, конечно, она в тот момент вообще присутствовала. Я ненавидела его, потому что презираю неразборчивость в связях. Он — потому что я прилюдно его послала.

И война, начавшаяся практически на следующий день после вечера в ночном клубе, продолжалась бы дальше, если бы не творческое задание, что внезапно свалилось на наши плечи и сблизило. Я узнала его другим. Настоящим. И более чем уверена, что таким его видит только семья. Он поверил мне, а я предала… Порой мне кажется, что судьба-злодейка играет с нами в свою игру, правила которой забыла рассказать.

Горькие слезы продолжают катиться по щекам, не переставая, руки трясутся, то и дело роняя проклятый телефон. Кое-как собрав в кучку последние силы, что еще остались во мне, перевожу водителю такси деньги и покидаю теплый салон. Прохладный воздух и промозглая сырость заставляют невольно взбодриться. Знакомый подъезд, можно сказать, родной, старый дребезжащий лифт, заставляющий задуматься о клаустрофобии. В такие моменты я начинаю понимать людей, которые боятся замкнутых пространств. Неровен час лифт зависнет между этажами, и придется в обшарпанных стенах сидеть несколько часов. Зато многим будет, о чем подумать. Уверена, многие решат после выхода на свободу замолить грехи. Ведь нет на свете человечка без греха.

Упираясь пальцем в звонок и слыша противную трель за дверью, я не сразу понимаю, почему она так медлит. Лелька ненавидит звонок, поэтому чаще по первому зову летит открывать. Исключением могут быть только ванные процедуры.

Опираюсь спиной о стену и, вытащив пробку из бутылки с дешманским виски, делаю жадный глоток. Горло жжет, слезы снова застилают глаза. Противно признавать, но я влипла в него по самые уши. И если бы я только могла отмотать время вспять — никогда бы так не поступила с ним. Отрезала бы себе руки дедушкиным топором, которым он любил хвастаться перед соседями, и дело с концом.

— Да кого там еще принесло? — дверь резко распахивается, к счастью, я стою в сторонке и вижу ее.

Лелька похожа на потрепанное огородное пугало. Наспех надетый задом наперед нежно персиковый халат демонстрирует белые швы и застарелое пятно от кофе. Дрожащие руки, завязывающие пояс, выдают нервозность подруги, а растрепанные волосы выглядят так, словно она летела с сеновала, что только подтверждает мою догадку. Красное лицо, ужасно припухшие от поцелуев губы и бегающие в панике по сторонам глаза, явно говорят, что я лишняя.

— Упс, — прыскаю, прикрывая рот ладошкой. — Я, кажется, не вовремя.

Полина… или покаяние

— Упс, — прыскаю, прикрывая рот ладошкой. — Я, кажется, не вовремя.

Развернувшись, уверенно делаю шаг в сторону древнегреческого лифта. Мне не настолько хреново, чтобы портить своей кислой рожей Лельке вечер. Она не заслуживает такого отношения к себе. Я люблю ее и подтирать себе сопли, когда в ее квартире находится парень, не позволю. Тяжелый вздох и тихое:

— Проходи, — заставляют меня остановиться на месте, как вкопанную по самую макушку в землю.

— Но ты же… — пытаюсь объяснить, что не хочу быть лишней, но не получается.

— Я тебе нужней, — Лелька устало отступает в сторону и с виноватой улыбкой на лице приглашает зайти.

Она живет в обыкновенной однушке, доставшейся ей от старшей сестры. Та в свое время уехала на практику в Германию, там вышла замуж за немца и решила остаться навсегда. За два года, что Лелька здесь живет, она преобразила квартиру полностью. Кухня и комната ожили, заиграли новыми красками, стали светлее и уютнее. Возможно, дело в том, что Лелька трудолюбива и ненавидит беспорядок, даже в голове, а ее сестра — полная противоположность.

— Рассказывай, снова он? — плюхнувшись на разобранный диван, интересуется Лелька.

— Здесь что, стадо мамонтов пробежало? — округляю от насмешливого удивления глаза, тыкая на диван указательным пальцем. Белоснежная простынь, старое одеяло, доставшееся от бабушки в наследство, что под простыней, и одеяло, которым она обычно накрывается, с нежно-розовыми пионами, в безобразном состоянии. Это как ж надо любить друг друга, чтобы вот так?

— А… это, — усмехнувшись, махает рукой на сие безобразие и смущенно отводит взгляд в сторону. — Забей. Лучше рассказывай, что случилось.

Он меня послал, — произношу, делая жадный глоток коньяка, что любезно прихватила с собой, и плюхаюсь попой рядом с подругой.

— Все настолько печально? — кивает на безобразие в моих руках, пока я думаю, в каком из отделений шкафа прячется тайный любовник.

— Ты не понимаешь, — начинаю реветь, утыкаясь сопливым носом в Лелькино плечо и напрочь забывая про ее суженого-ряженого.

Словно мамочка, что никогда не бросит свое дитя, она обнимает крепко, прижимает к себе как самое дорогое на свете и тихо шепчет на ухо ласковые словечки, чтобы только плакса Поли заткнулась как можно скорее. С раннего детства большая часть родственников дали мне понять, что с голосом у меня большие проблемы. Не видать мне большой сцены и толпы поклонников никогда. А когда мою кандидатуру приняли на радиоканал так вообще все были в шоке и не понимали, как я туда пробралась. Это ведь нонсенс.

— Нет, Поль, не понимаю, — соглашается со мной Лелька в конце пламенной успокаивающей речи.

— Вот скажи, почему меня никто не остановил, когда в моей глупой голове начал распускаться план мести, словно прекрасный цветок? — смотрю на нее в ожидании поддержки и не нахожу.

Она взирает на меня своими небесными глазами с полным непониманием ситуации. Мысленно бью себя ладошкой по лбу и, тяжело вздохнув, начинаю с самого начала. С того дня, как впервые заговорила с Арестовым на посвящении в студенты, откуда и началась между нами холодная война. Затем про неожиданную встречу на парковке, когда в мою голову взбрела идея мести. Говорю и про эфир, который каким-то образом подкинул идею, которой лучше в аду гореть, чем томиться в моей маленькой головушке. Про статьи, про встречу и совместный проект, а еще про самый лучший поцелуй в моей жизни и улыбку, что до сих пор мне снится, стоит только закрыть глаза.

Напоследок оставляю самое сложное.

— Так, погоди, — остановив слащавый поток информации выставленной перед собой ладонью, Лелька встает, отряхивает халатик, словно на нем куча крошек от ее любимого песочного печенья, и бежит на кухню за бокалом. — Я готова, — протягивает бокал, в который я, не жалея, наливаю фиговое пойло.