Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив. - Александр Сидоров

Тут-то оказалось, что парнишка на редкость толковый! Несмотря на относительную молодость (когда Драбкин подобрал Джонни, тому было около двадцати пяти), он прекрасно разбирался в людях, особенно ясно чуял всевозможные пороки, как бы глубоко они не прятались. Джонни ловко манипулировал людьми, мог найти слабое место и вовремя на него надавить. При этом молодой человек умел расположить к себе любого, даже самого нелюдимого и необщительного типа. Как-то так само собой получилось, что со временем Джонни стал правой рукой Драбкина, хотя тот не доверял нынешнему молодому поколению и называл его представителей жертвами экологических мутаций. Видимо, Джонни чаша сия счастливо миновала. Сейчас ему уже тридцать с хвостиком. Неужто оказался змеёнышем? Он, которого Драбкин с руки выкормил…

— Значит, мы с вами, Геннадий Александрович, под колпаком у Мюллера, — констатировал Джонни.

— А Шурик Краповый? — напомнил Шустов. — Он тоже был по курсам.

— Конечно, — согласился Аркадий Игоревич. — Александра Власовича грех забывать в таком деле. Как он, кстати, себя чувствует?

Третьему члену драбкинского политбюро Крапову несколько дней назад вырезали грыжу, и он отлёживался в вип-палате областной больницы. Это был третий советник в политбюро Драбкина, самый мудрый и самый хитрый. В прошлом Крапов занимал должность прокурора одного из подмосковных городков, и этим всё сказано.

— На месте пока Власович, — усмехнулся Джонни. — Но, если есть подозрения…

— Не волнуйся, — успокоил Драбкин. — За ним очень плотно ухаживают.

— Так что теперь? — зло спросил Шустов. — Пытать нас будешь?

Может, и буду, подумал Драбкин. Если понадобится.

— Я думаю, есть более достойные кандидатуры, — произнёс он вслух. — Например, председатель Мао. Насколько я понимаю, он в Климске — самый крутой?

— Это да, — подтвердил Джонни. — Он-то крутой. Но есть ещё и лютые.

— Блатные на это дело не подпишутся, — возразил Шустов. — Не станут они в такую вонючую политику лезть.

— Не понял… — вскинул брови Драбкин.

— Да всё ты понял, Аркадий, — поморщился Шустов. — Бабки хорошие, а дело — говнистое. На хера ты полез Родиной торговать? Теперь со всех сторон ****юлины остаётся ловить. Это ещё шпионы пока не щекотнулись…

— Вот пока они не щекотнулись, надо всё разгрести, — отрезал Драбкин.

— Не верю я, что блатари — такие уж патриоты, — с сомнением заметил Джонни и оторвал от кисти виноградину. — За хорошие деньги все покупаются. Мы же купились.

— Прошу учесть: я не покупался, — оборвал Аркадий Игоревич. — Я — гражданин мира. Моё отечество — весь глобус. И я считаю, что ради паритета необходимо, чтобы подобного рода разработки…

— Кончай, Аркадий, — отмахнулся Геннадий Александрович. — А то я зарыдаю. Ещё раз говорю: воровские на такую торговлю не пойдут. Как говорится, «советская малина врагу сказала нет».

— Вот именно, — поддакнул Джонни. — А раз не пойдут, есть вариант, что помешать такой торговле не побрезгуют.

Аркадий Игоревич вопросительно поглядел на Шустова.

— Чего смотришь? — пожал плечами тот. — Они мне не исповедуются. Но, в принципе, Джонни прав.

Драбкин задумался. С воровским миром ему выяснять отношения не хотелось. Конечно, сейчас не семидесятые, многое изменилось, однако у «законников» за одного битого могут пописаться сто небитых.

— Ладно, — хмуро сказал он. — Джонни, бери мою машину и ребят. Проедешься, поглядишь, что там с Грачом и Исайкиным. Сам можешь подключиться.

— Не люблю я этого…

— Чего?

— Беспомощных лупить.

— А кто тебе сказал, что их там лупят? С ними беседуют. Пока. А ты со мной останешься, — повернулся Драбкин к Шустову. — Не возражаешь?

— Да хоть бы и возражал — ты что, послушаешь? — хмыкнул Геннадий Александрович и шмыгнул длинноносым жалом.

В ЭТО САМОЕ ВРЕМЯ ЗА СТОЛИКОМ климского ресторана «Олимп», который вопреки названию располагался почему-то в уютном подвальчике, председатель Мао обедал вместе с близкой его сердцу Алёнушкой. Ресторан принадлежал не Мао, а Игнатию Ивановичу Зугдиди, председателю местной греческой общины. Но кормили здесь Михаила Ёсункуновича всё равно бесплатно — в знак особого уважения.

Стену, у которой находился столик Мао и Алёнушки, украшал масштабный горельеф работы художника-монументалиста Гриши Кобелякоса, изображавший греческую бузу — вдохновенное безобразие, где мужики в юбках, расписных жилетках и огромных башмаках с меховыми бубонами на носках лихо отплясывали хороводом карапугу, а зрители пожирали греческую запеканку мусаку и радостно били тарелки. Однажды такую тарелку расколотили о башку самого Гриши Кобелякоса — чтобы сильно не выкобелякивался. С тех пор художник ходил под впечатлением от бузы и на горельефе изобразил себя третьим слева.

Греческую кухню председатель Мао полюбил после того, как съездил с Алёнушкой в солнечную Элладу. Хотя и обидно ему было себе признаваться, но кулинарный талант греков он ставил выше национальной корейской стряпни. Окончательно его к этому склонила газетная заметка о том, что кухня обитателей Эгейского полуострова способствует здоровью и долголетию. Правда, Мао любил повторять, что при его образе жизни долголетие исключено в принципе (с таким обилием доброжелателей каждый лишний день на этом свете — праздник). Однако «Олимп» всё же стал посещать чаще, чем собственные восточные харчевни.

Михаил Ёсункунович предпочитал пищу простую, обильную и сытную. Вот и сейчас благополучно заглотнул последний кусок хорошо прожаренной свинины, оставив в руке лишь острую деревянную палочку, и сытно икнул.

Елена глянула на него с лёгкой укоризной.

— Алёнушка, это же благородная отрыжка, — извиняясь, пояснил Мао. — Немцы вон за столом вообще попёрдывают.

— Миша! — возмутилась девушка. — Ну что ты, в самом деле! Я же ем…

— Кали орэкси! — радостно пожелал кореец подруге приятного аппетита. Это была единственная греческая фраза, которую он запомнил — и то по созвучию с калом и эрекцией.

— Спасибо, — саркастически ответила Алёнушка и зачерпнула ложкой белого йогуртового супа с тёртыми огурцами, зеленью и лимоном.

— Ты за желудок не боишься? — сочувственно поинтересовался председатель. — Молоко с огурцом — это же бомба!

— Смотри в свою тарелку, — посоветовала Алёнушка.

Мао покорно уставился в блюдо с половинками жёлтых сладких перцев, фаршированных сыром, рисом, куриным филе, помидорами и ещё чёрт знает чем. Первая порция перчика взлетела и исчезла в недрах председателева желудка.

— А с чемоданом я был прав, — довольно произнёс Мао, когда перчик достиг заданных глубин. — Кинул химик Аркашу. Не тот, значит, они чемоданчик умыкнули.

— Ну и что ты веселишься? — пожала плечиками Алёнушка, доедая супчик и перейдя к колечкам кальмара, тушёным в красном вине. — Нас же тоже вместе с ним кинули. Не хочешь твоего любимого? — Она протянула председателю треугольную гренку золотистого цвета.