Кошмарных снов, любимая - Анна Джейн

Когда Джесс очнулась, она поняла, что ей больше не холодно, а очень тепло.

В комнате, в которой она очутилась, царила полутьма, а свет исходил от двух прикроватных светильников в форме канделябров.

Она лежала на мягкой широкой кровати, прикованная наручниками, так, что руки ее были разведены в стороны, но ноги оставались свободными. Вместо потолка над ней сияла сама вселенная.

– Очнулась? – спросил ее хриплый мужской голос. Из тени стены напротив вышел мужчина, одетый во все черное. Его лицо скрывали козырек кепки и больничная маска.

От него веяло тайнами, страхом и силой.

– Кто вы? – нервно спросила Джесс, отчаянно дергая руками. – Зачем вы надели на меня наручники?

– Чтобы насладиться, – честно ответил мужчина, стоя напротив и заложив руки за спину. Он был высок и широкоплеч, и его голос можно было назвать приятным, глубоким, бархатным. Джесс показалось, что она когда-то уже слышала его, но страх мешал понять и разобраться, кому он принадлежит.

– Чем? – лишь спросила она, не оставляя попыток освободиться.

– Тобой, – сказал он как о чем-то самом собой разумеющемся. – Тебе не понравился мой подарок?

– К-какой? – спросила Джесс.

– Розы. Цветочный язык сложен и многогранен, но каждый знает, что значат алые розы, – незнакомец сел рядом с ней на кровати, коснувшись бедром ее колена, и Джесс тотчас убрала ногу, задрожав всем телом от ужаса.

Что происходит?

Где она?

Как она сюда попала?

Мужчина почувствовал ее страх и рассмеялся коротко.

– Я так хотел сделать тебе приятное. А ты уничтожила мои розы. Мою любовь.

Он произнес это с укоризной.

Выходка Джесс его обидела.

– Ты красива. Но я люблю тебя не из-за этого, – продолжал он, положив горячую ладонь на ее живот – даже сквозь тонкую ткань ночной рубашки девушка чувствовала чужой жар. А еще – тонкий, едва уловимый горчащий аромат полыни и аниса. – Я люблю тебя из-за твоего прекрасного чувства страха. Чудесного. Обворожительного. Твой страх никто не любит так, как люблю его я.

Джесс поняла вдруг, что он – ненормальный.

Она попыталась отпрянуть, избавиться от его руки на себе, но мужчина надавил ладонью на ее живот, причиняя легкую боль, и ее тело послушно затихло, перестав подчиняться.

– Кто ты? – едва слышно проговорила Джесс. Губы ее тряслись.

– Твоя любовь, – весьма иронично ответил он. – Ты ведь любишь меня?

– Я не знаю, кто вы! – нашла в себе силы крикнуть она.

– Скажи, что любишь, – вдруг велел он. – Говори!

Он оказался на кровати, сжимая коленями ее бедра и упираясь руками о подушку, на которой лежала голова Джесс. От него пахло горькими травами и немного абсентом.

– Скажи. Мне. Что. Любишь, – прошептал мужчина.

Он смотрел на нее, но она не видела его глаз – лишь лиловые отблески.

Пугающие лиловые отблески.

Джесс зажмурилась и отчаянно замотала головой.

Она любит лишь Брента. И только его.

Вселенная над ней покрылась трещинами.

– Вот оно что, моя сладкая, – ласково прошептал мужчина, резко отстраняясь и садясь. Его колени упирались в кровать, крепко зажимая ими тело Джесс. – Вот кого ты любишь? А если я скажу тебе, что убил его? Если я скажу, что душил его, – он протянул к ее лицу руки, широко разведя пальцы в стороны. – Если скажу, что мучил его…

– Хватит! – закричала она.

Ей было мучительно думать о том, что Брент мертв.

– Ты шумная. И моя, – сообщил, довольно улыбаясь, мужчина. Он вновь нагнулся к ней, одной рукой упираясь о кровать около ее головы, а второй гладя по волосам, лицу. Руку его обтягивала черная перчатка из тонкой кожи, которая пахла железом.

Джесс затошнило.

– Какая ты нежная, – с умилением произнес мужчина, проводя указательным пальцем по ее губе. – Жаль, что неверная. Малыш Бренти говорил, как тяжело ему было после твоего предательства. Малыш Брент плакал, когда видел тебя с другим. Малыш Бренти просил меня убить его. И я это сделал. Он умер, а ты забыла малыша Бренти.

Наручники так туго сжали запястья Джесс, что на тонкой коже появилась кровь.

– Ты должна ответить за содеянное, – сказал мужчина с любовью.

В его руке заблестел нож.

Мужчина поцеловал кончик лезвия сквозь маску и, кажется, улыбнулся, прижимая его к губам Джесс, которая боялась даже шевельнуться.

– Гадкая девочка, – нежно прошептал ее похититель. – Гадкая. Гадкая девочка. Ты должна быть наказана. Но что делать? – вдруг спросил он растерянно. – Я не могу тебя наказывать.

Его пальцы аккуратно погладили лезвие.

– Я приму твою боль, – сказал он.

И вдруг полоснул себя по предплечью ножом. Вскрикнул. Полоснул еще раз. Высоко запрокинул голову. Третий раз лезвие разрезало его кожу вместе с курткой.

Железом запахло невыносимо сильно, и Джесс обуял новый приступ тошноты.

– Я приму твою боль, – повторил он, сдерживая стон. – Приму. За тебя.

– Не надо, – прошептала она едва слышно. – Перестаньте…

Нож вдруг покрылся изморозью и треснул. Его осколки посыпались на живот и грудь Джесс.

В комнате стало ощутимо холоднее. Вместе с дыханием в воздух вырывался пар. Потолок-вселенная потрескался еще больше. По стенам и даже, кажется, по полу забарабанили сотни пальцев, выбивающих один и тот же ритм.

– Живучая свинья, – непонятно к чему сказал мужчина. Он сдернул одеяло и неловко укрыл им Джесс, по ногам которой ползли мурашки.

Сквозь черную тяжелую портьеру, которая занавешивала окно, высунулась голова Пугала. Оно подмигнуло заледеневшей от ужаса и внезапного холода Джесс и уставилось на ее похитителя.

Кажется, они понимали друг друга без слов. Мужчина кивнул, сказал короткое: «Да», и Пугало исчезло.

– Он тебя не защитит. Кем бы он ни был – я сильнее, – скучающим голосом произнес вдруг он и пригрозил:

– Еще раз выбросишь мои подарки, Кэнди, и я тебя накажу. А теперь мне пора на охоту. Свинья должна быть поймана.

Вселенная раздулась. Звезды потухли. Потолок треснул, не выдержав, и разбился вдребезги. Мужчина накрыл собой Джесс, принимая на себя осколки.

– Мы еще встретимся, – пообещал он тихо. – И когда это будет в реальности, ты не обрадуешься. Кошмарных снов, любимая.

Один из осколков все же попал в ее руку, обжигая болью.