Чтиво - Джесси Келлерман

Погиб премьер-министр Западной Злабии Драгомир Жулк. По дороге на службу он был убит снайперской пулей. Одни аналитики считали это воздаянием за покушение на Климента Титыча, другие винили в убийстве группировку отколовшуюся от партии Жулка. В своем коммюнике сама отколовшаяся фракция возложила ответственность на американцев. Госсекретарь США не снизошел до оправданий, но лишь вновь выразил поддержку Восточной Злабии («нашему давнему историческому союзнику») и предостерег обе стороны от применения силы, которое могло бы стать поводом для интервенции. Русские выступили с заявлением, осуждающим «подобные акты террористической агрессии». Шведы учредили комиссию по расследованию фактов инцидента. Китайцы воспользовались суматохой и казнили заключенного диссидента. Выдающийся французский мыслитель написал, что вся ситуация «бесспорно являет собой наглядный пример реакционной политики, применяемой в реальной политике государственного управления в эпоху постструктурализма». Событие стало главной новостью дня.

Пфефферкорн совершенно издергался. Он еле успевал отслеживать пасы всех игроков. К несчастью, — или к счастью, он еще не решил — никто не докопался до истины: Драгомира Жулка убил триллер, именно в тот день занявший верхнюю строчку в списке бестселлеров.

— Доброе утро, — сказала эскортесса. — Кофе?

Пфефферкорн благодарно принял стакан и забрался в дожидавшуюся его машину.

Часом позже в зале ожидания первого класса он читал некрологи, разглядывая зернистую фотографию человека, которого убил. Лысый, сухопарый, темные глазки за толстыми стеклами очков в металлической оправе. Инженер по профессии, Драгомир Ильюх Жулк получил образование в Москве и, вернувшись на родину, участвовал в строительстве местной атомной электростанции. После аварии этот самый маленький в мире реактор был законсервирован. Взбираясь по партийной лестнице, Жулк курировал ядерные исследования, науку, был заместителем премьер-министра, а потом одиннадцать лет сам возглавлял правительственный кабинет. Непоколебимый партийный идеолог, падение Берлинской стены он считал свидетельством того, что русские оказались недостойными наследниками марксистско-ленинского учения. Самой большой его слабостью (если слово уместно) была злабская поэзия. В отличие от премьер-министра Восточной Злабии, Жулк вел аскетический образ жизни и отказался от многочисленной охраны, что на поверку ему дорого обошлось. Первым браком был женат на учительнице, но овдовел. После пяти лет вдовства женился на своей экономке. Детей не имел.

Объявили рейс на Лос-Анджелес. Шагая на посадку, Пфефферкорн бросил газету в урну.

К вящей радости Пфефферкорна, в Лос-Анджелесе читка оказалась малолюдной — он хотел как можно скорее покончить с выступлением. Эскортесса отвезла его в ресторан, выбранный Карлоттой. Пфефферкорн сразу прошел к бару и заказал крепкую выпивку. Телевизор показывал злабскую военную хронику. Маршировали войска, ползли танкетки. В углу кадра комментатор пояснял, что Восточную и Западную Злабию разделяет лишь восьмидюймовый бетонный бордюр, возведенный посредине Гьёзного бульвара.

— Следует помнить, — напористо вещал комментатор, — что в той или иной форме конфликт полыхает уже более четырехсот лет. С этнической точки зрения злабы единая нация.

Титр представил его как Дж. Стэнли Хёрвица, доктора наук, автора «Краткой истории злабского конфликта». Казалось, он наконец дождался своего звездного часа и теперь упивается бойней. Ведущий пытался его оборвать, но Хёрвиц стал декламировать длиннющий кусок из какой-то малоизвестной злабской поэмы, которая, судя по всему, и стала причиной раздора. Пфефферкорн попросил переключить канал. Бармен нашел бейсбольный матч. В конце иннинга Пфефферкорн глянул на часы. Карлотта опаздывала уже на полчаса, что даже для нее было слишком. Оставив пиджак на барном стуле, Пфефферкорн вышел на улицу. Домашний телефон Карлотты не отвечал. Мобильник переключался на голосовую почту. Пфефферкорн вернулся в бар и заказал третью порцию, которую постарался максимально растянуть. Потом снова позвонил. Опять никто не ответил. Он ждал уже больше часа. Оплатив счет, Пфефферкорн извинился перед метрдотелем и попросил вызвать такси.

Ворота подъездной аллеи к особняку де Валле были открыты. Раньше такого не случалось. Пфефферкорн накренился вперед, подбоченился и стал взбираться по косогору. Крутому. Пфефферкорн вспотел и запыхался. Зачем он отпустил такси, сказав, что дальше пройдет пешком? Может, подсознательно тянул время? Может, уже понял, что его ждет, и не хотел этого знать? Он забирался все выше, уличный шум угас. Деревья, живые изгороди, ворота и глухой оштукатуренный забор исправно охраняли уединенность и покой особняка. Но выполняли и другую задачу. Никто во вселенной не услышал бы крика из дома.

Вторые ворота тоже были открыты.

Последнюю сотню ярдов Пфефферкорн пробежал и на вершине холма кинулся к распахнутой парадной двери. Влетел в вестибюль и окликнул Карлотту. Где-то в глубине дома исступленно выла собака. Оскальзываясь на натертом паркете, Пфефферкорн ринулся в коридор. Раз-другой не туда свернул. Вернулся. Потом вместо Карлотты позвал Боткина, надеясь сориентироваться. В ответ вой стал надрывнее, но не ближе. Заглядывая во все комнаты, Пфефферкорн с лету затормозил перед танцзалом. Услышал неистовый скрежет когтей по двери. Распахнул обе створки. Скуля, пес пулей выскочил вон. Пфефферкорн замер на пороге: посреди зала в глянцевой кровавой луже бесформенным кулем лежал человек.

— Как вы познакомились с убитым?

— Он танцевальный партнер Карлотты.

— Что за танцы?

— Это важно?

— Тут мы решаем, что важно, Пфефферкорн.

— Отвечайте на вопрос, Пфефферкорн.

— Танго.

— Весьма чувственный танец, а?

— Пожалуй.

— Как давно вы знакомы с миссис де Валле?

— Мы старые друзья.

— Друзья?

— С недавних пор больше чем друзья.

— Излишняя деталь.

— СМИ, Пфефферкорн, СМИ.[10]

— Вы же спросили.

— Что можете сказать об убитом?

— В каком смысле?

— Вас связывали тесные отношения?

— Мы не братались.

— Стремное словцо, Пфефферкорн.

— Хорош придуряться, Пфефферкорн.

— Я не придуряюсь.

— Значит, не «братались».

— Нет.

— Он вам нравился?

— Да вроде ничего.

— Вроде?