Царь живых - Виктор Точинов

Вот так Ваня и думал.

И не надо искать противоречия. Ну, с той главой, где у него перестает биться сердце, и все внутри переворачивается, и разверзаются небеса, и в ушах звенит музыка высоких сфер в аранжировке композитора Мендельсона.

Нет тут никаких противоречий.

Бывает и так, и так.

Причем одновременно.

Но – на разных уровнях.

Диалектика, господа кадеты, диалектика…

Человек – сложная боевая система. Многоуровневая. И не все его тактико-технические характеристики достаточно изучены.

Доступно излагаю?

Прохор увидел достойный Страдивари футляр. Открыл.

И понял все. Он был понятлив, когда надо, – Прохор. А жесток был всегда.

И еще, Ваня не ошибся в догадках, – Прохор любил убивать. Нравилось.

Свой личный сейф Прохор открыл чуть позже…

Итак, материалист и рационалист Ваня Сорин шел вдоль своего бесконечно длинного, напоминающего коленвал дома, и думал про Адель…

Отставить!

Виноват, думал он в тот момент уже про Славика Полухина, и про вред чрезмерного полового воздержания, и про явную связь последних полухинских закидонов с этим самым вредом и этим самым воздержанием, и о необходи…

Ладно, чтобы не растекаться мыслью, не скакать серым волком и не парить сизым орлом (хотя тема для каждого носящего погоны животрепещущая и актуальнейшая), скажу кратко и по-военному.

Ваня думал:

С женщинами надо спать.

Регулярно.

Всем.

Даже Полухину.

Особенно Полухину.

Вот. Учитесь, пишущие.

Если краткость – сестра таланта, то армия – прибежище муз.

А теперь серьезно.

Мысли были вполне материалистические и рациональные. Но тут вылезла оппортунистка-жизнь со своим критерием истины, сиречь с практикой. Вылезла из-за очередного изгиба дома-коленвала и опрокинула чеканные, как поступь римских легионов, Ванины рассуждения. Точь-в-точь так опрокидывали слоны Ганнибала пресловутые легионы.

Опровержение было столь же по-военному короткое и четкое, как и опровергаемая мысль. Даже чуть короче:

Полухин спал.

С женщиной.

На скамейке.

У Ваниного дома. Можно смеяться.

В тот же момент.

Открыв свой личный сейф, Прохор отреагировал не совсем для себя обычно.

Не разразился длинной матерной тирадой.

Не врезал кулаком по безвинному шкафу.

Не пнул высоким шнурованным ботинком по первому подвернувшемуся предмету.

Стоял, молча смотрел в обугленное нутро сейфа.

А потом подумал, что убьет Ваню.

И заодно – Полухина.

Сладкая парочка спала сидя, прислонившись друг к другу. Ваня удивился, но ничего удивительного тут не было.

Полностью бессонная ночь плюс предыдущие частично бессонные ночи (у обоих – по разным причинам) плюс два часа ожидания у Ваниного подъезда…

Ваня улыбался, глядя, как посапывающий Полухин елозит головой по плечу незнакомой, но симпатичной шатенки.

А потом они проснулись, не сразу поняв, где они и что с ними происходит, и поднялись с Ваней в его квартиру, и… И стало не до улыбок.

– Что за странное имя – Ная?

Ваня спросил это так, словно имя обнаруженной Славиком в подвале девушки было самым темным пятном во всей рассказанной Наташей истории.

– На самом деле ее зовут Наоми. Не знаю, откуда такое имя… Но по-другому сократить трудно…

Ваня молчал. Шутливая мысль о родстве Наи с известной манекенщицей даже не пришла в голову. Слишком жутковатые вещи рассказала Наташа. Слишком хорошо они стыковались с тем, что произошло в темном сыром лабиринте по заброшенной фабрики. И с тем, что происходило со Славкой потом. И со странными словами майора Мельничука.

Но самое главное – Наташа не лгала. Ни словом.

Вот впервые и пригодился странный дар, непонятно как связанный все с тем же подвалом.

Разговор у них был долгий.

Она рассказала, как заподозрила у себя не то галлюцинации, не то начинающиеся расстройства психики – после второго визита Наи. Визит был как визит, ничего страшного, крохотный, ничем не осложненный кариес…

Но ей не понравились два зуба Наи. Два премоляра. Две нижние четверки. Нет, на вид все было в порядке, никаких кариесов, сколов эмали, десны тоже в идеальном состоянии… Но у хорошего стоматолога (а она себя таким считала, несмотря на малый стаж, и хотела стать еще более лучшим) – у хорошего стоматолога взгляд цепкий, профессиональный. Ему и в карточку заглядывать почти не надо – хорошо помнит, что и где у данного больного во рту растет… Тем более интерн* – у него эти самые рты таким потоком, как у штатного врача, не идут.

* Интерны на медицинской службе – полный аналог прапорщиков на службе военной. Как вторые из них – промежуточный этап эволюции человека от рядового к офицеру, так и первые – от студента к врачу. Практикуются под наблюдением кураторов, каковые за все не то и не там ампутированное интернами и отвечают. А кто желает подробнее, господа кадеты, тот может сходить в личное время в медчасть и расспросить интерна Кали. Только воли рукам давать не советую – у девочки черный пояс, и не на халате – на кимоно.

Нижние четверки Наи стали другие. Чуть-чуть, но другие. Стали чуть острее и чуть длиннее… У премоляров вершина достаточно плоская… Но все, в общем, оставалось в допустимых пределах. За одним маленьким исключением – месяц назад зубы были другие. И, с точки зрения классической медицины, не могли за этот срок так измениться.

Если оставить в стороне душевные терзания и сомнения в собственной зрительной памяти и психической полноценности, то Наташа поступила вполне разумно и хладнокровно. Нарушив при этом клятву Гиппократа – солгав больному не ради его спасения. Хотя – кто знает?

Она ничего не сказала Нае про свои странные наблюдения. Но соврала – что обнаружила подозрительное темное пятнышко – может обернуться кариесом. И попросила прийти через месяц.

Ная пришла, и все повторилось. Четверки еще чуть-чуть подросли. И чуть-чуть сильнее заострились… У человека такого быть не могло. Не нынешней формы премоляров – но скорости их изменения. Не могло. Точка. Наука не допускает. А у кого могло быть, Наташка примерно догадывалась.

Если опять оставить за кадром сомнения и терзания, то последовавшие действия Наташи разумными и хладнокровными назвать трудно.