Бенди и чернильная машина. Кошмары оживают - Адрианна Кресс

– Хорошо, хорошо. Я прекрасно понимаю, когда мешаю. – Он встал из-за стола, поднял стакан с пивом и отхлебнул от него. – Увидимся в нашей конторке.

Джейкоб покачал головой – словно мы с Дот были ненормальными. Потом он протиснулся сквозь толпу людей к столику своих товарищей.

Дот пристально посмотрела на меня. Затем поставила локти на стол и немного наклонилась вперёд.

– Я не люблю разговоры на подобные темы.

– Не могу тебя в этом винить, – ответил я.

Дот молчала. Позже девушка сделала глоток своего напитка и снова взглянула на меня.

– Мой муж погиб на войне, – бесстрастно сообщила она.

– Ты была замужем? – удивился я. Я понимал, что суть не в этом, и что не следовало так поражаться этой новости. Многие девушки из моего района, с которыми я вместе вырос, уже вышли замуж и занимались хозяйством. Только вот в Дот было что-то такое, что делало её… ну, не похожей на тех девушек.

– Недолго. Мы встречались в старшей школе. Потом ему исполнилось восемнадцать, и его призвали в армию. Мы поженились в здании суда как раз перед тем, как ему пришлось уйти. – Дот медленно вращала в стакане остатки своей содовой. – Месяц спустя он погиб. А ещё через месяц война закончилась.

Я не знал, что сказать. Не понимал, почему Дот вообще делится со мной такой информацией. Особенно после всех её слов про настойчивых парней, которые суют нос не в своё дело.

– Мой папа погиб на войне. В самом начале, в сорок втором, – это всё, что я сумел произнести – хотя мне даже вспоминать об этом не хотелось.

Дот подняла на меня взгляд и грустно улыбнулась:

– Соболезную, Бадди.

– Я тоже тебе соболезную. Хочешь…

– Нет, я не хочу об этом сейчас говорить.

Я чувствовал себя очень неловко. Я не знал, как продолжить разговор как ни в чём не бывало. Я даже не был уверен, что Дот хотела продолжения разговора. Я ничего не знал. Как вообще люди меняют тему разговора на раз-два? Разве можно просто взять и… заговорить о чём-то другом?

– Так что, по-твоему, мне следует сделать? – спросил я, решив всё-таки попробовать сменить тему.

Секунду Дот просто глядела на меня.

– Ты о ковбое Бенди?

Я кивнул и испытал облегчение – мы были на одной волне. И у меня получилось.

– Я думаю, тебе просто нужно попрактиковаться. Следует попросить своего дедушку тебя поучить.

– Исключено, – сказала я, покачав головой. Затем залпом допил свою колу.

– Почему?

– Он почти не говорит на английском.

– А на каком он говорит?

– На польском.

Дот задумалась.

– Мне кажется, что вам не нужно уметь говорить на одном языке. Всё было бы иначе, если бы мы говорили о писательском деле. Но ведь изобразительное искусство… универсально. Может быть, он просто, ну знаешь, покажет тебе?

Я пожал плечами. Оставались сомнения. Может быть, он и мог мне показать азы рисования. Но самая большая проблема заключалась не в этом. Проблема была в самом дедушке. Он наводил на меня ужас. Занял мою комнату и даже не предупредил о своём приезде. У нас из-за него появился лишний рот, который нужно было кормить. Я презирал своего деда. Тяжело просить об услуге человека, которого ты презираешь.

Но может быть, Дот была права.

Возможно, моё мнение о дедушке не столь важно.

Придерживайся своего видения. Будь амбициозным. Мечты оживают.

Делай то, что должен.

– Я подумаю над этим. Он недавно приехал в Штаты. Дедушка сбит с толку. Он может оказаться не в состоянии помочь, даже если я попрошу.

– Ты ведь еврей, верно, Бадди? – поинтересовалась Дот.

Я почувствовал, как внутри всё привычно сжалось. Плечи напряглись. Я выпрямился, но при этом пытался говорить небрежно.

– Да. В чём проблема?

Получилось совсем не так, как я планировал это сказать. Мой голос был пропитан гневом – я это знал.

– Конечно нет, – сказала Дот. – Просто ты сказал, что твой дедушка из Польши.

– Следовательно, мы поляки, – огрызнулся я. Очевидно же.

Дот подняла руки вверх:

– Забудем. Прости. Давай не будем лезть друг другу в душу.

– Ну, я уже сказал тебе, что мой отец погиб и что я еврей. Но да, давай не будем лезть друг другу в душу.

Не получалось не злиться. Я просто знал, что она меня осуждает. Понимал. Как те задиристые мальчишки осуждали меня в школьном дворе, когда я был маленьким. И те же самые повзрослевшие мальчишки продолжали издеваться надо мной, если я шёл по их району. Я их ненавидел.

Дот замотала головой.

– Я поняла. Прости. – Она поставила стакан на стол и отодвинула его от себя. – Я пойду.

Затем Дот просто встала, развернулась и ушла.

Я чувствовал себя паршиво. Защитная реакция исчезла. Я тут же подскочил на ноги и бросился следом за Дот. Она успела пройти половину квартала. Девушка шагала настолько быстро, насколько могла. Я нагнал её и схватил за плечо. Дот резко развернулась, одарив меня убийственным взглядом.

– О, – воскликнула она, смягчившись, – это ты.

– Слушай, я не хотел тебя обидеть.

– Я знаю.

Я смотрел на подругу.

Дот уставилась на меня в ответ.

– Ты злишься на меня? – спросил я.

– Я вообще не злюсь. Лишь чувствую себя виноватой. Я тебя расстроила и решила, что мне лучше уйти. К тому же – уже поздно. – Она взглянула на меня так, словно это я себя странно повёл.

– А, я просто подумал, что ты разозлилась и сбежала.

– Нет.

Нет. Ладно, хорошо.

Я пожелал Дот доброй ночи. Она сделала то же самое. Тогда впервые я узнал о её прямолинейности.

О твоей прямолинейности.

Как-то ты мне сказала, что тебе нравилось использовать в сценарии намёки. Однако в реальной жизни у тебя не хватало на них времени. Я навсегда это запомнил.

Так что на тот случай, если я выразился неясно, Дот. Я, следуя твоему неизменно потрясающему примеру, скажу всё простыми словами: ты должна их спасти.

Ты должна остановить его.

* * *

Наступили выходные. Не то чтобы это хоть что-то значило для мамы. Она расположилась у окна рядом с кухонным столом за своей швейной машинкой и принялась шить пиджак для мистера Шварца.

Признаться честно: мысль о том, что эти выходные были полностью в моём распоряжении, всё никак не укладывалась в голове. Последние несколько недель я проводил выходные в домашних делах вместо мамы: ходил за продуктами, рассчитывался с молочником и тому подобное.