Леди в озере - Лаура Липман

Да и на самом деле я не сказал ей ничего особенного. Вообще-то я написал, что не могу говорить ни с ней, ни с кем-то другим, что так мне велел адвокат. Да, то, что та девочка заходила в магазин, выглядит плохо, но это не доказывает, что это сделал я. Я запер магазин в пять часов. Когда ушел, там могло случиться все что угодно. Ведь задняя дверь была взломана.

Я сказал только одно – что столкнулся с той девочкой, и она была груба со мной. У меня был плохой день. Утром мы с ма поругались. Так глупо. Наши ссоры всегда глупые. В тот день она, я думаю, разозлилась на меня, потому что я оставил ей только два яйца. Сказала, что из двух яиц не сделаешь хорошую яичницу-болтунью, а я сказал, что сделаю глазунью, а она сказала, что не хочет ни глазунью, ни яйца-пашот[59], хочет болтунью, а два яйца нельзя взбить как надо. И тут мы начали орать друг на друга. И поссорились. Как кошка с собакой, как Энди Кэпп и Фло[60], мы орали друг на друга, и она сказала, что не разрешает мне поехать на работу на машине, что придется идти туда под дождем.

Тащась на работу, я знал, что она будет чувствовать себя виноватой, когда вернусь домой. Извинится, принесет мне полотенце для волос, высушит ботинки, чтобы они не стали жесткими и не потеряли форму от того, что я долго шел пешком. Приготовит чай, и мы вместе поужинаем с подносов. Мы часто ругаемся, но всегда миримся. Но пока не помиримся, мне всегда бывает не по себе, как будто с миром что-то не так. Поэтому я и наорал на ту девочку и велел ей убраться из магазина. Должно быть, она потом вернулась. Может, взломала дверь, желая набедокурить, и кто-то вошел в магазин вслед за ней. Думаю, так все и произошло, и так я и написал той даме, которая написала мне. Ладно, ладно, еще я рассказал ей про армию и про то, что там творили со мной.

Как уже говорил, я не такой умный, как ма. Эта дама использовала меня. Красивая дама вложила в письмо свою фотографию, сказала, что у нас с ней есть что-то общее, что я последний, кто видел Тэсси Файн живой, а она первая, кто увидел ее мертвой, и это связывает нас. Я не настолько глуп, чтобы попасться на эту удочку. Я написал: Нет, последним Тэсси Файн видел тот, кто убил ее, и это не я. Но все равно сказал слишком много, а все это не защищено адвокатской тайной, и адвокат с ма орали на меня, когда это выплыло.

Но потом адвокат успокоился и сказал: Может, это даже хорошо. Может, я смогу это использовать. Поначалу ма разозлилась. Она сказала:

– Нет, никто не посмеет сказать, что мой Стивен сумасшедший.

Но адвокат быстро заставил ее передумать.

Мэдди оделась особенно тщательно для своего визита в редакцию «Стар». Инстинкты подсказывали, что туда нужно явиться в прежнем обличье. И она надела шляпу и перчатки, хотя на улице наконец стало тепло. Как же странно она выглядела сейчас, как не похоже на себя настоящую. Но ее более короткие юбки и платья, одежда ярких цветов, к которой она пристрастилась, придали бы ей несерьезный вид. А нужно произвести впечатление человека серьезного и верящего в свои силы.

Спуститься по склону холма до здания газеты было нетрудно, от дома дотуда было меньше мили. Как просто было бы, если бы у нее была работа в редакции, на которую надо ходить с понедельника по пятницу, и какое бы она испытывала удовлетворение, возвращаясь домой вверх по склону холма, усталая после тяжелого дня. Интересно, общаются ли сотрудники неформально и будут ли они приглашать ее?

И интересно, как Ферди отнесется к тому, что она перестанет быть всецело в его распоряжении? Станет сожалеть или же, наоборот, испытает облегчение? Это могло бы стать поводом для достойного расставания, если он захочет.

Но, переступив порог здания, она почувствовала, как ее уверенность в себе сходит на нет. Надо было подойти к огромному столу, за которым перед батареей телефонов восседала женщина, восседала на возвышении, будто судья.

– К кому вы? – вопросила она.

– К мистеру Бауэру, – ответила Мэдди, ощутив недовольство от того, каким высоким вдруг стал ее голос, как будто она не имеет права находиться в этом священном месте, прося о встрече с известным журналистом, который менее двух недель назад сидел в ее квартире и просил ее дать ему возможность поведать ее историю.

– Он вас ждет?

– Нет.

– Как вас зовут?

Она назвала свое имя шепотом, как будто боялась, что ее кто-то подслушает, затем по указанию женщины-оператора телефонного коммутатора села на деревянную скамью и стала ждать. После долгого бормотания и вздохов женщина сказала:

– Пятый этаж.

– Что?

– Вам на пятый. Он в воскресном офисе на пятом этаже.

Редакция показалась Мэдди грязной и неопрятной. И шумной. Везде валялись пачки газет. Вокруг кричали, слышался стук печатных машинок, где-то звонил колокольчик. И так много мужчин. Но тут работают и женщины, напомнила она себе. Она читала их статьи, видела их имена в подзаголовках статей.

У мистера Бауэра был угловой стол в помещении, где работали сотрудники, занимающиеся воскресным выпуском. Окна выходили на юг, на реку, и из них открывался бы приятный панорамный вид, если бы не покрывающий их толстый слой пыли и грязи. Кто-то написал на нем: «Стар». Одна из газет мира. Мэдди не сразу поняла эту шутку. «Бикон», более серьезная утренняя газета, имеющая корпункты в зарубежных странах и немалый штат сотрудников в Вашингтоне, называла себя «Одной из лучших газет мира».

– Странно видеть вас здесь, – сказал Бауэр, откинувшись на спинку своего стула.

Поначалу Мэдди показалось, что он стал каким-то другим, но потом до нее дошло, что, разговаривая с ней в ее квартире, он играл роль. Делал вид, будто она ему интересна, будто он ей сопереживает, притворялся, чтобы получить от нее то, что нужно. Теперь же ему ничего не было нужно – во всяком случае, он так считал.

– Я хочу получить работу в вашей газете.

Он улыбнулся.

– Я не редактор, миз[61] Шварц. И не занимаюсь наймом. А если бы занимался, не думаю, что стал бы ратовать за то, чтобы принять на работу женщину, не имеющую опыта.

– Но вы можете мне помочь.

– Возможно. Но с какой стати мне вам помогать? Это серьезное место для серьезных людей. К нам не приходят с улицы.

– Я помогла вам… – Использовать или не использовать это слово? Не подумает ли он, что в ее устах оно звучит смешно? – Я помогла вам раздобыть сенсацию.

Еще одна улыбка. Но ее не запугать. И она вовсе не чувствовала себя смешной. Она знала, что у нее есть, что лежит в сумке.