Вдова Его Величества - Екатерина Лесина

К слову, отец и вправду такое говорил, пусть и не Катарине. А еще добавлял, что одной осторожности недостаточно, нужно больше войск.

Стражи.

И виселиц.

— Ах, дорогая, — с появлением сына тетушка Лу ожила. — У вас в колониях дикие места, и очевидно, что жить там опасно. А здесь… не буду спорить, что порой случаются некоторые неприятности, но вас не тронут!

— Кто?

— Никто, — уверенно заявил Кевин, обходя стол по кругу, и сияние вокруг него стало вовсе нестерпимым, а руки опять зачесались, несмотря на браслеты.

Сказать им, что ли?

Или нет?

Катарина тайком поскребла запястье.

— Пока мы здесь, мы не позволим, чтобы с вами что-нибудь случилось, — он коснулся руки Катарины и поднес к губам. И взглядом одарил таким, что у Катарины уши покраснели.

От злости.

Даже во дворце ее не считали настолько дурой.

— Как мило с вашей стороны, — руку она забрала и вытерла о платье, что не осталось незамеченным. — Но вы же не собираетесь оставаться здесь вечно?

Судя по взглядам, которыми Кевин обменялся с матушкой, они собирались.

— А потому мне уже сейчас следует подумать о своей безопасности.

— Сели бы вы куда, молодой человек, — меж пальцев Джио блеснул огонек. — У нас… в колониях… неприлично так над девушками нависать.

— Прошу прощения… — от следующего взгляда полыхали уже не только уши. — Я многое слышал о порядках, заведенных в колониях…

Катарина поскребла вторую руку и велела себе сидеть смирно, а то ведь и до крови разодрать недолго. Надо вернуться к альбому.

К узорам.

Понять, как от них избавиться.

— А ваш брат где? — она вымучила улыбку и потянулась за вилкой, потому как беседа беседой, а ужин ужином.

— Понятия не имею. Скорее всего, в город отправился.

— Зачем?

Кевин остановился за спиной матушки, положив руки на спинку ее стула.

— По делам…

— Какие у него могут быть дела в городе, куда он только сегодня приехал? — поинтересовалась Джио, перекатывая огонек в пальцах, и Кевин следил за ним неотрывно.

— Помилуйте, это просто неприлично! — вспыхнула тетушка Лу. — Вот так спрашивать мужчину о делах… если он уехал, значит так надо.

— Кому?

— Ему!

— Что ж, надеюсь, он вернется до одиннадцати, — Джио позволила огоньку вырасти, чтобы затем собрать в горсть и впитать в ладонь. — В противном случае, ночевать он будет тоже в городе. Охранный периметр можно считать законченным, а мы в колониях привыкли рано отходить ко сну.

Тетушка Лу открыла рот.

И закрыла.

А вот Кевин рассмеялся и смеялся долго, слишком долго, чтобы Катарина поверила, будто этот смех и вправду означает веселье.

Мальчишка в ливрее был горд оказанным ему доверием. Он крутился в седле, волнуясь, как бы не отстал господин королевский дознаватель, как бы не затерялся он в густом лесу, где было и темно, и сыро, и комарье звенело на разные голоса.

Мальчишку дал градоправитель, пусть и без особой охоты, ибо искренне полагал дело закрытым, а пропавший намедни караван — досадной случайностью. Но королевским дознавателям отказывать не принято. Вот и выдали, кого не жалко. Причем, как Кайден подозревал, не жалко было не только мальчишку, но и солового старого мерина, что и по хорошей-то дороге шел медленно, что уж говорить о лесной тропе, которая вскорости и вовсе в чаще растворилась.

А лес, который давно уже у стен городских извели, что на хворост, что на доски, что на иные важные нужды, становился все гуще, все темнее. Этот лес выставлял острые пики орешника, переплетая их с темными кустами бузины и крушины. Здесь не пахло цветами, а ноги проваливались во влажный мох.

Лошадей пришлось оставить на тропе, и Кайден заключил их в круг. Волками не пахло, но мало ли. Мальчишка же подпрыгивал от нетерпения. Он ловко перескакивал через ямы, ящеркой нырял в мелкие овражки, почти не тревожа кустов. И даже птахи лесные не видели в нем угрозы.

Кайден шел по следу.

А вот Дуглас лесов недолюбливал. Он потерялся где-то сзади, и из зарослей доносился лишь раздраженный голос, на который сойки отвечали возмущенным мяуканьем.

— Вот туточки, господин, их и побили, — сказал мальчишка, перескочив через узкий ручей, который почти исчез в темной подстилке. — Прямо туточки.

Место было… укрытым.

Удобным.

Поляна, окруженная молодыми дубками. Уже не хлысты, но еще и не гиганты, в ветвях которых город построить можно. Сама поляна — шагов двадцати в поперечнике, с одной стороны начинается болотце, которое, хоть и выглядит мелким, но, как и прочие болота, натуру имеет препаскуднейшую. Наверняка чуть дальше расползаются топи со скрытыми тропами, по которым так удобно уходить от погони.

Точно топи.

Пахло на поляне гнилью.

Кайден обошел старое кострище, почти исчезнувшее в траве. Остановился у ямины, которая некогда была землянкой, но крышу разломали, а содержимое растащило зверье или подобрали люди лорда. Теперь не понять.

Он присел у нее. Вдохнул.

— Кто вас сюда привел?

— Чегой?

Мальчишка хлопнул светлыми ресницами.

— Привел кто? Или сами нашли? — в этом Кайден сомневался. Уж больно долго идти пришлось, и местечко упрятано хитро, и болото имеется. Если бы люди Тирби шли тропой, разбойники не стали бы связываться, просто убрались бы вглубь топи, чтобы позже вернуться.

Мальчишка поскреб шею.

— Так это… старшой… не знаю… велел сбираться. И мне тоже. Чтоб, значит, при конях. Я как побивали, не видел. Уже потом помогал вещи сбирать, да… и кровищи туточки было! Страх!

Правда, сказано это было отнюдь не со страхом, скорее с восторгом.

— Твою ж мать… — Дуглас вывалился-таки из кустов и огляделся. — Да уж…

И пару слов покрепче добавил. А сам говорил, что благородные люди не матерятся. Он отряхнулся, отцепил от плаща репейник и, оглядевшись, произнес:

— Занятно.

И Кайден согласился, что да, весьма занятно. Он обошел поляну по кругу дважды, остановился у болотной тропы, запах которой еще ощущался, хотя времени прошло изрядно. Впрочем, не стоило обманываться, вряд ли этот запах продержится больше пары шагов. Он ногой попробовал мягкий дерн, выглядевший достаточно прочным, чтобы выдержать вес тела.

И заманчиво было бы пройти дальше, но… нет.

Обернувшись, Кайден убедился, что давешний мальчишка внимательно следит за каждым его шагом. И не стоило обманываться, не собственное его любопытство было тому причиной.