Криминальный кураж - Марина Серова

— Танечка, ты бредишь, — буркнула я себе под нос, вышвыривая сигарету за окно, словно только что возникшую теорию. И тут же прикурила еще одну, продолжив напряженную мыслительную деятельность.

Предположим… опять же только предположим, что Перцевой так и решил поступить — сфабриковать собственное убийство. Удачная возможность для этого — собрать приятелей на даче, пригласить заместителя директора Астраханцеву, потому как у той имеется повод для убийства, причем повод этот лежит на поверхности и докопаться до него просто до примитивного.

Итак, все сидят и пьют, хозяин жарит шашлыки в обществе собственной собаки, милого и дружелюбного животного. Задний двор из комнаты, в которой происходит гулянка, не просматривается. В один прекрасный момент Андрей убивает собаку, рассекает топором свою руку или сильно бьет себе по носу — ведь лучше остаться пораненным, но на свободе и с деньгами, чем засесть за решетку совершенно здоровым. Кровь, соответственно, льется на топор, рядом с трупом собаки. После чего Перцевой заходит в дом, где у него есть милое местечко, которое сложно найти. И прячется там. А дальше — дело техники, когда менты уехали, вышел и отправился куда надо.

Это, конечно, лишь гипотеза, но пока она ничем не опровергается — трупа Перцевого и в самом деле пока не обнаружено. Зато есть некоторые моменты, отвечающие моей новой чумной версии.

Итак, «за» имитацию убийства Андрея Перцевого: собака не выла. Доберманы, несмотря на то что считаются собаками-убийцами, хозяевам преданы. К тому же Пират, бедняга, не испытывал неприятных чувств по отношению к топору, ведь Андрей при нем рубил дрова для костра. Да и на хозяина собака не бросается. А Пират не выл и не лаял. Выходит, Андрей вполне мог расправиться с другом своим меньшим, хотя мне сложно представить такой изощренный цинизм. Впрочем, своя шкура в любом случае дороже, чем жизнь какой-то псины.

Выудив из ушей горошинки наушников, я надавила на педаль газа и помчалась к даче Перцевого, собираясь ее хорошенько обшарить. Потайная комната, или подвал, или что там еще, должны быть очень хорошо запрятаны, раз их не обнаружили менты. А следовательно, мне придется постараться со страшной силой. И замечательно. Более того — просто великолепно.

Все в моей душе осторожно ликовало. Несмотря на то что сама же себя я убеждала в нелепой фантастичности моей гипотезы, более приемлемой для детективного романа, нежели для реальной жизни, я была почти уверена, что предположения мои верны. Мне даже показалось, что солнце засветило ярче и птицы громче зачирикали, как только я до этого додумалась.

Я неслась по трассе, залитой желто-сливочным светом, и улыбалась сама себе, одновременно бурча сквозь зубы:

— Не радуйся раньше времени, Танечка. Может быть, ты ошибаешься.

Говорят, беседы с самой собой — признак шизофрении, но, с другой стороны, с умным человеком и пообщаться приятно. Просто при расследованиях очень редко удается обсудить с кем-либо результаты, поневоле приучаешься общаться с собой, любимой.

Наконец впереди показалась грунтовая дорога, заросшая по обе стороны вишневыми деревьями в цвету. И моя «девятка», жалостливо крякнув, спрыгнула с асфальта на тряскую, как стиральная доска, грунтовку. Я распахнула боковое окно, наслаждаясь тонким ароматом вишневого цвета. В машину тут же влетел пушистый черно-желтый шмель, толстый и хрипловато жужжащий. Природа!

А здесь безумно красиво в солнечную погоду. В прошлый раз шел дождь, делая окружающее серым и размытым, поэтому я и не заметила всей привлекательности дачного массива. Дачки здесь были далеко не самые новые, в большинстве своем деревянные развалюшки. Зато какие деревья!

Я свернула у огромного темно-коричневого бака, достигавшего высоты трехэтажного дома и испещренного всевозможными надписями, и доехала до конца еще более узкой дорожки. Дачники, обживая это местечко, определенно были обуреваемы жадностью: даже с внешней стороны забора кустились вишни и колючие заросли малины, росли длинные худосочные мальвы с пестрыми цветами-чашечками. Из-за этого дорога превратилась в какую-то тропку среди зарослей, и по ней с превеликим трудом могла проехать лишь одна машина. Если бы мне навстречу попался еще кто-то, одному из нас пришлось бы на заднем ходу возвращаться к начальной точке поездки, потому как два автомобиля тут не разъедутся даже при всем желании.

Но, на мое счастье, встречного транспорта не наблюдалось, и я с легкостью доехала до домика Перцевого, выглядевшего на фоне остальных княжеским теремком. Только тут подумала, что менты не только нас достают — наверное, они и соседям Андрея, обитавшим на родимых дачных участках в тот вечер, немало крови попортили. Ведь те «могли что-то видеть или слышать», по формулировке трудяг из милиции.

Оглядевшись, я загнала машину на маленький пятачок, вдававшийся в чей-то покореженный забор, чтобы меня не отвлекали от важного дела проезжавшие тачки, и лихо перемахнула через забор.

Дом встретил меня тоскливо закрытыми дверями и поникшими кустиками помидоров, которые никем, бедняги, не поливались. Я поднялась на крыльцо и подергала дверь дачки. Та не поддалась, но это для меня не проблема. Выудив из кармана отмычки, я быстро вскрыла примитивный замок. «Граждане, покупайте замки в фирме „Тайзер“», прозвучала в моем сознании ехидная реплика с интонациями ворюги из комедии Гайдая. И я вошла в тихий, мрачный, словно бы печальный холл деревянного домика.

На полу и столе в комнате еще валялись никем не убранные остатки пиршества. Засохшие шашлыки, лужицы водки и кетчупа… Грустно, черт побери, а ведь было так мило здесь сидеть, когда за окнами бушевала непогода, ковырять вилкой салатики и вести неспешные беседы.

Ну да ладно, не время предаваться ностальгии.

И я вышла на задний двор, собираясь сориентироваться в обстановке и понять, куда же мог направить свои стопы Перцевой.

У меня появилась злость по отношению к нему. Так всегда бывает, когда человек, которого считаешь жалкой жертвой, достойной сочувствия, оказывается хладнокровным мерзавцем. И я твердо намеревалась вывести его на чистую воду. В конце концов, если бы его убили — было бы значительно честнее. А тут люди головы ломают, как отыскать негодяя, зарубившего гостеприимного хозяина дачи, а он, хозяин, где-то мирно отсиживается или уже выехал куда-нибудь в теплые края. Дурдом, одним словом.

Оглядевшись, я подумала и поднялась на второй этаж дачи. Огляделась изнутри, выискивая какую-нибудь слишком толстую стену. Но ничего не обнаружила — значит, ошиблась.

Я снова спустилась вниз. Подошла к выходу на задний дворик, к которому вел коридор из комнаты, где сидели мы. В коридоре этом обнаружились две почти незаметные двери — обе они были закрыты на ключ. Я без особых проблем справилась и с этими замками и осмотрела содержимое комнатушек. В одной из них стояла узкая кровать с пружинным ложем, без матраса и прочих удобств, во второй же находился склад всевозможного инвентаря. Двери открывались внутрь, что удобно — заранее отщелкнул замок, потом, когда надо стало, вошел и захлопнул за собой дверь.