Сталин. Портрет на фоне войны - Константин Залесский

В сложившейся обстановке сближение Германии и СССР становится вполне естественным, хотя и рискованным предприятием. Сталин принял решение о начале переговоров с Германией в ответ на ее предложение об улучшении государственных отношений. Политика нацистской Германии представлялась ему более понятной, предсказуемой, чем политика буржуазно-демократических стран Англии и Франции. Переговоры с Германией давали возможность советскому лидеру расколоть участников Мюнхенского сговора на два лагеря, а Гитлера он надеялся перехитрить. Но главное — союз с Великобританией и Францией не давал Сталину возможность реализовать его доктрину безопасности страны, базирующуюся на расширении сфер влияния и территориальных приобретениях, а также возможность реализовать свои геополитические и частично коммунистическо-мессианские цели, в частности, возврата СССР земель, отошедших к Польше по Рижскому договору 1921 г. Несомненно важную роль в советско-германском сближении сыграли экономические мотивы, хотя каждая из сторон преследовала прямо противоположные цели. Гитлеру нужен был спокойный тыл на Востоке, чтобы вести войну с Францией и Англией. Сталин хотел оттянуть начало войны, чтобы нарастить военные и индустриальные мускулы. Не случайно через 1,5 месяца после немецкого предложения возобновить торгово-кредитные соглашения в декабре 1938 г. последовало развернутое постановление Политбюро ЦК ВКП(б), обязывавшее Наркоматы обороны, тяжелой, авиационной, судостроительной и военной промышленности в 15 дневный срок представить списки для заказов в Германии оборудования и приборов.

Советско-германские переговоры начались 15 августа 1939 г., и уже 23 августа 1939 г. (когда еще не были формально завершены продолжавшиеся военные переговоры с Англией и Францией) министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп и В.М. Молотов, в мае 1939 г. сменивший на посту главы Наркомата иностранных дел отправленного в отставку М.М. Литвинова, подписали в Москве пакт о ненападении сроком на десять лет. Одновременно с ним был подписан дополнительный секретный протокол, где разграничивались сферы интересов Германии и СССР в отношении соседних суверенных государств (Польши, Латвии, Эстонии, Литвы, Бессарабии). Эти документы разрабатывались в условиях строжайшей секретности. О них ничего не знали до момента подписания некоторые члены Политбюро и руководящие работники Наркомата иностранных дел. Секретный протокол, составлявший основу договоренности сторон, не был предъявлен Верховному Совету для ратификации и долгое время держался в тайне, наличие его отрицалось руководством СССР вплоть до 1989 г. Столкнув Англию и Францию с Германией, Сталин, безусловно, обеспечил себе свободу рук по захвату Финляндии, возвращению польских территорий, Прибалтики, Бессарабии. Одновременно была сорвана политика нового Мюнхена и нейтрализована Япония.

Таким образом, смена внешнеполитических приоритетов летом 1939 г. вовсе не результат случайного стечения обстоятельств, не экспромт Сталина в условиях цейтнота, а следствие эволюции советской внешнеполитической стратегии.

Несомненно, договор нанес удар по международному престижу СССР, активно выступавшего до этого против фашизма. В известной мере он дезориентировал советских людей накануне грозного испытания. Что касается утверждения, что заключение советско-германского пакта о ненападении давало Сталину выигрыш некоторого времени для укрепления обороноспособности страны, то оно верно лишь отчасти. Очевидно, что и Гитлер также не напрасно потратил полученное время. За два года вермахт, не имевший в 1939 г. серьезного боевого опыта, приобрел его. Германия смогла аккумулировать экономический потенциал оккупированных ею стран Европы для наращивания своей военной мощи. Немецкие вооруженные силы получили новые танки, средства связи и людские ресурсы. Тем не менее Пакт Молотова — Риббентропа оттянул вступление СССР во Вторую мировую войну, изменил расстановку сил в Европе и мире, подорвал доверие Японии к Германии как к своему союзнику и позволил СССР избежать войны на два фронта. Следует учитывать, что правительства стран, названных в дополнительном секретном протоколе (Польша, Финляндия, Эстония, Латвия), занимали антибольшевистскую позицию и сами стремились к союзу с Германией на антисоветской основе. Очевидно, главная цель, на которую рассчитывал Сталин при заключении договора, — встать над схваткой, остаться наблюдателем битвы и вступить в нее в наиболее выгодный для себя момент, не была достигнута, а последствия, связанные с обязательствами СССР перед Германией, лишь усугубили результаты нацистской агрессии. Сталин, уверовавший за годы безраздельной власти в непогрешимость своих расчетов, не смог уловить момент, когда пакт о ненападении 23 августа 1939 г. исчерпал себя и нужно было коренным образом менять внешнеполитический курс. В феврале 1941 г. в разговоре с маршалом К.А. Мерецковым, которого незадолго до этого заменил на посту начальника Генерального штаба Г.К. Жуков, Сталин заметил, что Советский Союз, вероятно, сумеет избежать вовлечения в войну до 1942 г. В мае на приеме в честь выпускников военных академий он сказал, что Германия может напасть, но он надеется, что война будет отсрочена до 1942 г. — к этому времени Красная Армия будет лучше обучена и экипирована. Ошибки Сталина в оценке сложной обстановки предвоенных месяцев привели к ложным выводам, а несвоевременные и половинчатые меры по развертыванию армий дали врагу серьезные стратегические преимущества.

Упорная вера Сталина в то, что ему удастся оттянуть начало войны до весны 1942 г., стала важной причиной, хотя вовсе и не главной, из-за которой СССР понес столь тяжкие потери на начальном этапе войны. Собственная судьба Сталина также повисла на волоске. Когда вождь осознал масштаб катастрофы, он впал в состояние шока. И этот факт не подлежит сомнению. Болел ли Сталин 22 июня ангиной, как утверждают его доброжелатели, или работал несколько дней «с документами», в принципе не столь важно. Его подписей нет на целом ряде постановлений тех дней. О начале войны населению сообщил не Сталин, а Молотов. Ставка Главного Командования была создана на второй день войны, однако ее состав, функции и формы работы определились лишь 10 июля, когда фашистские войска находились в 300 км от Москвы.

Несмотря на чрезвычайно драматическую обстановку, привычный порядок во власти был установлен лишь 30 июня, когда, по одной из существующих версий, члены Политбюро приехали на дачу в Кунцево с предложением о создании Государственного Комитета. Сталин явно боялся, что другие члены Политбюро отстранят его от власти, но все они были в слишком большой степени его ставленниками, чтобы даже пытаться сделать это. Лишь через 12 дней после нападения Германии вождь, наконец, выступил по радио с обращением к советскому народу. Очевидно, что «фактор внезапности» нападения Гитлера на СССР понадобился Сталину, чтобы отвести от себя, КПСС и советской системы справедливые упреки за поражения в первые месяцы войны. К настоящему времени есть вполне достаточное количество доказательств, что уже с осени 1940 г. советская военная разведка добывала для Сталина много сведений, говорящих о большой вероятности нападения Германии весной — летом 1941 г. По мнению экспертов, о факторе внезапности можно говорить только в оперативно-тактическом плане. Сталин, несомненно, виноват в том, что отказывался воспринимать данные советской разведки, а также многочисленные пред-упреждения британского и американского правительств о намерении Гитлера напасть на Советский Союз, отметая эти предупреждения как провокации, рассчитанные на вовлечение СССР в войну с Германией. Даже когда во второй половине 1940 г. Германия начала сосредотачивать свои силы вдоль советской границы, Сталин полагал, что Гитлер не сможет напасть на Советский Союз, прежде чем будет побеждена Англия. Он находился под гипнозом теории Бисмарка о невозможности для Германии выиграть войну на два фронта и думал, что Гитлер сделал тот же вывод из истории Германии. Гитлер, же отдавая отчет в том, что одновременно Германия не может сражаться на всех направлениях, просто планировал убирать одного противника за другим, будь то переговорами, будь то войной. Предполагая, что Сталин хочет дождаться того момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на Западе, и тогда без всякой опасности для себя вмешаться в европейские сражения, Гитлер хотел стратегически упредить русское наступление. Осторожность Сталина переросла в маниакальную боязнь. Советский вождь, помня об уроках 1914 г., 21 июня посчитал преждевременной директиву Наркомата обороны о приведении войск Западных округов в полную боевую готовность, опасаясь, что это могло бы спровоцировать войну. К лету 1941 г., когда война стояла на пороге, полностью боеготовой, отмобилизованной армии у СССР не оказалось, Вооруженные силы находились в стадии реорганизации и перевооружения, которые полностью предполагалось закончить в 1942–1943 гг. Были серьезные недостатки в дислокации стратегических группировок. Неудачным оказалось расположение войск Белорусского и Киевского военного округа, их дислокация позволяла противнику в первые дни войны осуществлять глубокие охваты и окружать крупные группировки советских войск. Строительство передовой оборонительной линии непосредственно у границ Германии не удалось завершить к началу войны. Всего было построено 25 % намеченных долговременных сооружений. Из них успели вооружить лишь половину. Это было следствием того, что советская военная доктрина была оборонительной только в политической части, а в военных аспектах, методах ведения войны она была пропитана наступательным духом, сориентирована на наступление («И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом»).