Прости за любовь - Таня Винк

Она ойкнула и закрыла глаза.

– Что такое?

– Голова… – Катя скривилась. – Будь она неладна! Вот всегда так неожиданно и резко!

Дима выбежал в коридор и позвал сестру.

– Все! – сказал он, вернувшись. – Я тебя больше не слушаю и перевожу в частную клинику. Попробуй только отказаться!

– Только я все отработаю, – прошептала она, морщась.

– Обязательно отработаешь! – буркнул Дима, поправляя одеяло.

Вошла медсестра с аппаратом для измерения давления.

– Что болит? – спросила она, проверяя пульс.

– Голова… – прошептала Катя, и по ее вискам потекли слезы.

– Плакать не надо, – отстраненно сказала медсестра, считая пульс. – Пульс нормальный. Мужчина, – она посмотрела на Диму, – а вы, собственно, кто ей?

– Я, собственно, знакомый.

– Тогда вам лучше уйти, – по-хозяйски распорядилась медсестра.

– Хорошо, я уйду. Заведующий на месте?

– Должен быть на месте, вторая дверь справа, в конце коридора.

– Спасибо, – одними губами сказала Катя.

– Мне нужен твой телефон.

– Мой номер…

Она продиктовала номер. Дима нажал кнопку вызова, и в тумбочке раздался звонок.

– Все верно. Катя, ни о чем не волнуйся, сейчас все оформят и тебя заберут.

Через полчаса, обговорив с завотделением все нюансы перевода, он спустился в вестибюль и вынул телефон:

– Богдан, это я. Документы будут готовы через полчаса, можешь присылать машину.

– Хорошо. Сейчас тебе перезвонит мой секретарь. Скажешь, кого и откуда забирать.

1988 год. День второй

Дима быстро разделался с завтраком и заглянул в общую столовую. Настю он нашел сразу – она сидела спиной к дверям. Ее зелено-оранжевый сарафан резко выделялся на фоне американских джинсовых костюмов, французских трикотажных батников, белых теннисных шортов и футболок «Лакоста» с маленьким крокодильчиком на рукаве или груди. В Харькове все это продавалось с рук цыганами в Детском мире, фарцовщиками и сотрудниками «Интуриста», а также в магазине «Березка» за боны, которые покупали у моряков загранплавания. На Диме были джинсы за двести сорок рублей – подарок родителей на день рождения, – футболка за четвертной и замшевые мокасины за пятьдесят целковых.

Света и Аня появились в коридоре первыми. Света смерила Диму взглядом и убрала с лица прядь волос. Крутя на пальце брелок с ключом от номера, к ним подошел Тарас.

– Всем привет! Что делаем после завтрака? – Он обнял Свету за талию.

– У меня радоновая ванна, – сказала Света.

– Плюнь на ванну, пошли на пляж.

– Ну, не знаю…

– А я знаю! – Тарас увлек ее в сторону, что-то шепча на ухо.

– Ты на процедуры? – спросила Аня.

– Нет, – ответил Дима.

– А что, тебе ничего не назначили?

– Назначили, но я не хожу.

– Тогда до обеда.

– Пока. – Дима не сводил глаз с Настиной спины.

– Эй, чего застрял? – услышал он голос Тараса. – Пошли купаться.

И тут Настя встала и направилась к двери.

– Идите, я догоню. – Он быстро пригладил волосы и поправил пояс на джинсах.

Увидев его, Настя улыбнулась:

– Доброе утро!

– Здравствуй. Ну, как дела? Не попалась на глаза дежурной?

– Нет, не попалась. Я зашла в корпус без двух минут десять.

– Ты придешь рисовать?

– Если ты не передумал.

– Не передумал.

Подошел Тарас.

– О чем вы тут шепчетесь? – недовольно спросил он.

– Настя будет рисовать на нашем балконе.

Тарас приподнял бровь:

– Это не очень хорошая идея.

– Я так не считаю, – возразил Дима.

– Ребята, это вовсе не обязательно, – вмешалась Настя, – я найду другое место.

– Слышишь? – Тарас сверлил Диму взглядом. – Она найдет другое место. Пошли купаться.

– Нет, она будет рисовать на нашем балконе.

– Слушайте, не надо из-за меня ссориться. – Настя молитвенно прижала руки к груди. – Дима, честное слово, это не так важно…

– Настя, пожалуйста, подожди, – сказал Дима, не сводя с Тараса глаз.

– Ну, как знаешь! – Тарас прищурился и, круто развернувшись, сбежал вниз по лестнице.

– Он не обидится? – спросила Настя, глядя ему вслед.

– Не обидится. Когда ты придешь?

– Сразу после процедуры, минут через сорок.

Сидя на диване, Дима ждал Настю. Он очень нервничал. Она пришла в половине одиннадцатого и сразу начала рисовать. Дима сел чуть поодаль, в кресло-качалку. Он не качался – боялся помешать. Вытянув шею, он смотрел на линии, появляющиеся на бумаге, на руку, то замершую в воздухе, то твердую в своем движении, то порхающую над рисунком. Он смотрел на профиль Насти, то сосредоточенный и резкий, то внезапно теряющий очертания и слившийся с солнечными лучиками, заглядывающими на балкон сквозь высоченную пихту. Он улыбался, когда Настя прижимала пальцы к губам и задумчиво смотрела на море, и ему было больно, когда по ее лицу пробегала тревога.

– На сегодня хватит, – сказала Настя, и он вздрогнул от неожиданности.

– Что? Все?

– Да, – она повела плечами, – полтора часа…

– Полтора часа? – Он посмотрел на часы. – Ничего себе! Я и не заметил.

А что он мог заметить? Он смотрел на нее, и больше ему ничего не нужно, только бы она была рядом.

– Пойдем на пляж.

– Не могу, в двенадцать двадцать у меня процедура, – виновато сказала она.

Черт бы побрал эти процедуры!

– А после обеда тихий час?

– Ага.

– М-да… У вас порядки, как в казарме.

– Ну, я с этим ничего не могу поделать.

– Хорошо, – он примирительно сложил руки, – тогда скажи, когда мы увидимся?

– Давай погуляем после ужина.

– Может, поплаваем?

Она скривилась:

– Не хочу… Вода холодная.

– Хорошо, я буду ждать тебя возле фонтана. Идем, а то опоздаешь на свои процедуры.

В вестибюле они прошли мимо окаменевшей Антонины Денисовны. Ее сопение было слышно, пока за ними не захлопнулась дверь. Он проводил Настю до бальнеологического корпуса.

– Настя, я… – Он остановился на крыльце и потер пальцами лоб. – Я видел, как ты рисуешь. Ты такая… ты красивая.