Прости за любовь - Таня Винк

– Это, парни, смертная мука – знать, что сам себя лишил любви, сам отказался от счастья. Это как от жизни отказаться. И почему?! Да потому, что увидел ее с парнем и так заревновал! Гордый я был, такой гордый! И она тоже была гордая – пошла и сделала аборт от меня… А врач, сволочь, что-то не так сделал… и бросил в квартире одну… умирать.

Молчун закрыл глаза, и его лицо сморщилось до невозможности.

– Как подумаю… она кровью истекала, а я?! А я в это время гордый ходил.

Он закрыл лицо руками и замолчал. Потом открыл лицо – оно стало бесстрастным.

– Врача посадили, девочку мою закопали, и я тоже умер. И все вокруг меня умерло. Знаете, – Молчун поднял вверх указательный палец с грязным обгрызенным ногтем и так посмотрел на слушателей, будто сейчас сообщит о великом открытии, – я помню тот день, когда все потеряло смысл. Я вышел в магазин за пивом, еще одиннадцати не было… Сушняк такой, аж дышать больно. Ну, думаю, сейчас пива выпью, и все пройдет, а там, глядишь, и одиннадцать – водки куплю. Выхожу на угол, а там ребята стоят. Я так обрадовался, бросился, как к родным. Вот, думаю, выложу все, что наболело, легче станет. Ну и начал, дурак, рассказывать, даже про пиво забыл. И тут смотрю, а у них глаза стеклянные! Ничего в них нет, в этих глазах. Меня это так разозлило! Парни, говорю, мы ж вместе выросли, вместе мяч гоняли, коленки до костей сдирали, двойки из дневников вытравливали, девчонок тискали, в армии служили, последнюю папиросу делили! Вам что, мое не болит?! – Молчун усмехнулся. – Пока я распинался, они тихонько разошлись. Остался я один. И понял, что не было у меня друзей. Никогда. Почему так случилось – черт его знает, не заслужил, наверное. Да… Запил я по-черному, работу потерял, все потерял. Бывает, на улице встречу знакомых, а они от меня шарахаются. А кто не шарахается, тот старается побыстрее смыться. И никто не спросит, как я живу, а ведь хочется, чтобы спросили, хочется душу излить. Опротивел мне родной дом, двор, да и город по большому счету. А что такое, парни, родной город? Это люди, родные люди, чтоб к ним прийти с радостью, с горем… Чтоб выслушали. Не надо помощи, – Молчун замахал руками, – надо, чтоб выслушали и чтоб в их глазах не было пустоты… и безразличия.

Дима часто вспоминал Молчуна, и со временем отношение к его рассказу изменилось. Совсем мальчишкой он удивлялся: ну как можно все бросить из-за любви? Даже потеряв Настю, он какое-то время не понимал этого, думал, все наладится и он заживет счастливой жизнью, пусть не очень счастливой, но Настя уйдет в прошлое и жить станет легче. Так не случилось, и он понял: вечная любовь существует, вот из-за нее можно все бросить.

Еще вечной любовью он любил свой город, пусть даже в нем не останется ни одной родной души. Ведь город можно любить только потому, что в нем есть облезлый кинотеатр, в который бегал каждый день, зажав в кулаке два «пятнарика», и подъезд, в котором впервые целовался с девчонкой. А Харьков – город особенный. Особенный не только водой, но и своей неоднородной ментальностью, тихо перебраживающей, выталкивающей на поверхность неординарных людей, ставших гордостью города. Особенный неповторимым интеллигентным спокойствием, и этим он напоминает кажущегося спящим льва. Именно кажущегося, на самом деле этот лев не спит, он наблюдает и легонько царапает землю до поры до времени.

Пора настала весной 2014 года, когда на площади Свободы избивали людей, а по улице Иванова, Пушкинской и до русского консульства на Ольминского таскали стометровый российский флаг и кричали: «Харьков – это Россия!» Неожиданно для себя Дима почувствовал, что его город нуждается в нем, как беззащитное дитя. За время, проведенное бок о бок с евромайдановцами, он понял, что его город болен, возможно, тяжелее, чем все другие города Украины, за исключением тех, где уже идет война. Город отстояли, но болезнь продолжается. Она, конечно, отступит, но не завтра. Обязательно отступит. Потому что его город особенный.

И еще в Харькове живет Лена, женщина, с которой он прожил почти тридцать лет. Чего сегодня больше в его чувствах: жалости или привычки? Ответить сложно.

«Без твоей любви я сразу состарюсь», – сказала однажды Лена.

Она хорошая жена, она всегда поддержит в трудную минуту. Благодаря ее упорству он стал тем, кем стал. «Давай, зарабатывай, мне нужны деньги, я хочу увидеть мир, хочу красиво одеваться!» На самом деле она домоседка и далеко не шмоточница, но это подстегивало Диму, потому что он видел, как с каждой его победой в бизнесе глаза жены горели все большим восхищением. Она часто говорила, что он лучший мужчина на свете, что за ним она по-настоящему «за мужем», с ним она в безопасности, а без него пропадет. Было время, когда она писала ему стихи – они и сейчас есть в его телефоне, и когда он злится на Лену, читает их и все прощает. Он понимает, что не разум толкает ее на скандалы, а страх – она загнана в клетку времени, и часы беспощадно тикают, приближая момент, которого она боится. «Я не знаю, как смогу жить, если не подарю тебе ребенка», – часто повторяет она. Если бы она знала, как ему больно это слышать!

Ведь он любит ее. По-своему. Или это не любовь?

Лена позвонила, когда он уже сидел в самолете.

– Я не смогу тебя встретить, ноги отекли.

– Сильно?

– Да нет, как обычно…

– Не волнуйся, я возьму такси.

* * *

С Григорием Савченко Дмитрий познакомился в скором поезде Интерсити «Харьков – Киев» три года назад. Заочно они уже были знакомы, так что всего лишь обменялись улыбками и рукопожатиями. Профессора архитектуры Савченко, высокого, сухопарого, с длинным крючковатым носом и густыми вьющимися волосами, зачесанными назад, называли динозавром архитектуры, потому что он уже спроектировал и построил сто пять объектов. Он относился к профессионалам, болеющим за красоту Харькова. Всю дорогу они беседовали и в Киеве расстались приятелями. А когда Лена решила перестроить дом, Дима попросил Гришу порекомендовать толкового архитектора. К тому времени они дружили семьями, и Гриша предложил свои услуги.

Гриша приехал в полдень, как договаривались.

– Ну что, успокоительным запаслись? – спросил он, доставая из сумки ноутбук.

– А надо? – спросила Лена.

– Ну, на всякий случай. Не все сразу принимают новое.

– Это не про нас.

Они устроились на диване – Гриша посредине – и уткнулись в ноутбук. На экране появились ворота, которых еще нет, за ними дорожка, ведущая к дому. Виртуальные ворота открылись, и они «пошли» по дорожке к одноэтажному дому с большой террасой… Знакомство с домом сопровождалось звуком шагов, щелчками дверных замков и стуком закрывающихся дверей. Они «прошлись» по дому и уже с другой стороны вышли к беседке.

– А где моя клумба? – спросила Лена.

– Вот она, – Гриша открыл план и навел курсор на круг.

– Не понимаю… – Лена всматривалась в экран, – она на прежнем месте?

– Нет, я ее перенес.

– Зачем?

– Затем, что на ее месте будет фундамент.