Художник войны - Максим Бутченко

Атаман российских казаков в Антраците тоже собрался идти на Киев. «Земли нынешней восточной Украины исторически принадлежат Всевеликому войску Донскому». Такое заявление сделал «командующий» так называемой казачьей национальной гвардиии Всевеликого войска Донского, гражданин России атаман Николай Козицын. «Юридически доказано, что до Харькова включительно это – земли войска Донского. И сто лет казаки жили на этой территории под оккупацией», – заявил Козицын. Он также добавил, что «следующая остановка будет в Киеве». Уточним, что в данный момент Козицын со своими боевиками занимает Антрацит. Также под контролем казаков находятся Красный Луч, Ровеньки, Перевальск, Первомайск, Стаханов. И, по утверждению самого Козицына, Алчевск.

Сайт НБН, 9.10.2014 г.

В пять утра на подступы к аэропорту подтянулась группа «ополченцев» и свежие силы российской армии – около четырех сотен человек. Несколько грузовых машин остановились на подступах к старому терминалу. Из покрытых брезентом кузовов выпрыгивали одетые в светло-коричный камуфляж бойцы. Они не спеша расходились в разные стороны. Атаковать решили с разных сторон. Художник шел в первой волне. Они должны были вызвать огонь на себя, в то время как остальные заходили на терминалы с флангов.

На углу одноэтажного здания, от которого открывался вид на расположение украинских войск, скопились три десятка бойцов. Еще три десятка притаились на углу рядом с гостиницей. Малыш всматривался вперед, словно хотел разглядеть в рваных проемах разгромленного терминала очертания противников.

– Что там, не видно? – обратился Художник к «ополченцу».

– Попрятались, сейчас мы выкурим, разведка вроде говорит, что «брони» у них нет, вывели недавно, – уверенно ответил тот.

Художник хотел было сказать, что это слишком самонадеянно, но разговор прервал Моторола. Он сообщил, что через пару минут начнется обстрел терминала из гаубиц, «Градов» и «Ураганов», находящихся в Макеевке, и после артподготовки – первая атака, разведка боем.

Как только командир закончил говорить, сразу раздался характерный звук – заработали «Грады», потом подключились все остальные. Грохот разрывающихся ракет сотрясал здания терминала. Словно под ними рушилась земная кора, ломаясь с шумом на две части. Пять минут непрерывный адский шум. В голове у Художника появлялись картинки окровавленных тел «укропов», некоторые с оторванными конечностями корчатся в предсмертных судорогах. Осталось только прийти и добить их. Недалеко загудели танки – первые два ехали с группой Художника – прямой атакой в лоб.

– Пошли, мать твою, пошевеливай булками, – закричал Моторола, подталкивая бойцов к углу в сторону терминала.

Первые три человека пригнулись и посеменили на поле перед позициями украинцев. Художник выскочил во второй группе и сразу с перепуга дал очередь из АК в сторону позиций врага. Автоматная стрельба успокоила ровенчанина, и он поспешил вперед, ближе к выехавшему танку. Туша танка ползла по полю, недовольно урчала, будто его подняли ни свет ни заря и поэтому он, сонный, медленно передвигался. Пристроившись рядом с бронированным телом, Художник изредка стрелял, пытался разглядеть украинских бойцов. Рядом бежал Малыш. Отдалившись от зданий, где они прятались, выбежали на пустынную площадку – перед ними открылся вид на искореженный новый терминал. Полуразрушенное здание похоже на фон из американского фильма из мира постапокалипсиса – выбитые окна, напоминающие старческую челюсть, лишенную зубов. Покореженные панели, голые каркасы, прострелянный, растерзанный трап, уныло стоящий возле посадочного блока.

Танк стрельнул в переднюю часть терминала, послышался звон выбитых стекол, повалил дым. Художник чуть передвинулся в сторону – впереди виднелась воронка, и ему нужно обойти ее. Когда он сделал несколько шагов, его вдруг бросило в сторону взрывной волной – украинцы попали в танк прямой наводкой, вероятно, из какого-то мощного орудия. Башня танка оторвалась от взрыва и взлетела в воздух. На секунду задержавшись между небом и землей, башня чуть с наклоном падает, накрывает собой Малыша. Воздух раскалывается от громыхания, гудения и пальбы так, что предсмертный крик «ополченца» и хруст его костей растворяются в невообразимом шуме. Художник упал, плюхнулся лицом на землю, но тут же поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит – из отверстия танка вылез горящий человек. Его истошный, пронзительный крик наполнил поле звуками мучения и боли. Пока воздух, изъеденный воплями страдания, крошили одиночные автоматные очереди наступающих «ополченцев», раздался второй взрыв. Еще один танк, прикрывавший наступление бойцов, загорелся. И тут полился свинцовым потоком шквальный огонь из терминала. Художник скатился в воронку и слышал только лишь свист пролетающих пуль. Почти пять минут – ни одной паузы. Потом за дело принялись минометы – гранаты кромсали наступавших «ополченцев», которые оказались на ладони поля, как в тире. Художник попробовал высунуться, какой там – сразу заработал снайпер, пуля упала рядом, подняв небольшое коричневое облако пыли.

Ровенчанин прижался к земле. Положение патовое – вылезть из воронки он не мог, но и оставаться опасно – взрывы от минометов казались приближающимися шагами женщины с косой. Стрельба то утихала, то вновь разливалась звуковыми волнами.

На помощь «ополченцам» устремились еще два танка, БМП и грузовик с зенитной установкой. Ответная стрельба подавила украинских снайперов, несколько бойцов поднялись с земли и, пригибаясь, устремились к подъезжающей технике. Художник было рванул, но потом решил чуть помедлить. К танку потянулись бойцы, они спрятались за его броней.

– Ну, пора, скажите, что я был хорошим человеком, – произнес сам себе Художник и приподнялся.

И тут раздался мощный взрыв. Потом второй. Третий. Ровенчанин как подкошенный упал в воронку. На голову посыпалась земля, пыль и даже кусочки чьей-то одежды. Украинская артиллерия била из гаубиц, расположенных в селе Пески. Танки запылали, словно горящую спичку поднесли к бумаге. В грохоте уже мало кто замечал, как снайперы убивали особо беспечных «ополченцев». Опытные бойцы плюхнулись на землю, скатились в небольшие воронки или укрывались за сгоревшей ранее техникой.

Минутные перерывы – опять гаубицы. БМП развернулся и помчался назад – к спасительным одноэтажным зданиям. Грузовик с зенитным орудием пытался дать задний ход, но прямое попадание разворотило и кабину и орудие.

Первая волна захлебнулась в крови. Сколько выживших – непонятно. Время пролетело незаметно, казалось, Художник пролежал целый день на поле, а прошел всего один час.

И чем дольше он лежал, тем больше старался осознать именно эту минуту – в руках автомат, грязный камуфляж, он посреди поля, усыпанного трупами. Как уловить то мгновение, в которое он закован, как древняя муха в каплю древесной смолы. Где он сейчас находится на линейке жизни, какие его координаты?

В 11 часов сзади послышалось характерное жужжание – танки, вторая волна. Художник вздохнул с облегчением. Повернул голову – насчитал шесть танков, медленно ползущих, как огромные темные черепахи, по иссохшему полю. Около сотни солдат семенили рядом с гудящими машинами. В сторону терминала полился шквал огня, словно капли из душа на пол ванной. Стрельба усилилась, танки раз от разу давали залп. Бойцы, лежавшие на поле, неторопливо поползли навстречу своим. Так же и Художник вытянулся на земле и, извиваясь змеей, отполз от воронки, но потом передумал, вернулся – пусть подкрепление подойдет ближе.