У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня

Набивают свои кошельки и оставляют страну нищей. Вот теперь едет еще один. И этот нахватает сколько влезет... Только не очень-то разгуляешься ныне, народ до нитки обобран! Так чего им кричать, какая радость грядет?

Так размышляли крестьяне, покорно стоя на дорогах, по которым проезжал господарский кортеж.

И Лупу глядел без радости на толпы оборванцев. Перед ним простирались опаленные зноем поля, где не было видно ни пахарей, ни скотины.

Господарь вздохнул. Дорого обошелся ему княжеский кафтан. Сотни кошельков с золотыми вытянули из его кармана султанские чиновники. Огромные долги числят за ним местные и царьградские заимодавцы, и, по всей видимости, не скоро сможет он погасить их. Народ, трудами которого эти богатства копились, на чьи плечи ложились все тяготы, вконец оскудел.

* * *

С первых же дней княжения вознамерился Василе Лупу познакомиться с делами казны. Он призвал к себе письмовода Котнарского и таможенного начальника Исайю. Проверяли счетные книги и подсчитывали, сколько кошельков с деньгами должно было находиться после отбытия из страны Мойсы Мовилэ, коль скоро она оказалась пустой. Выяснилось, что не хватает сорока кошельков с золотыми.

— Спросим с боярина Рошки-казначея, — с едва скрываемой угрозой молвил воевода.

Выйдя из малого престольного зала, Котнарский и Исайя утерли пот со лба:

— С этим господарем шутки плохи. Придется отчет держать. Особливо жупыну Рошке.

— И с других спросят, очень уж великий извод добру сотворен! — сказал Исайя-таможенник.

После их ухода воевода в сопровождении Асени направился в княжеские конюшни. Там у пустых кормушек понуро стояло с десяток лошадей.

— Конюшего позвать! — приказал Лупу.

Румянолицый конюший прибежал незамедлительно.

— Сколько лошадей, согласно записи, должно тут находиться? — пронзил его взглядом господарь.

— По книгам — сорок.

— А сколько их тут? Считать умеешь?

— Десять, твоя милость, — ответил в нерешительности тот.

— В таком случае, — где остальные тридцать!

— Забрал их с собой воевода Мовилэ, когда уезжал.

— Так полагаешь? А в твоем табуне — сколько лошадей прибавилось?

Конюший вздрогнул. Кровь отхлынула от его румяных щек.

— А теперь скажи-ка нам, жупын конюший, каким это образом белый племенной жеребец из Басры оказался У Чехана? А что ищут четыре арабские кобылицы с жеребятами в вотчине боярина Генги? Говори, иначе за все отвечать придется тебе!

Конюший икнул со страху. Воевода приказал:

— Возьми, Асени, стражу и приведи всех лошадей с господарским клеймом, что обнаружишь на выгонах этих конокрадов.

Затем воевода в сопровождении сбежавшихся бояр и житничера, ведавшего господарскими закромами, прошествовал в амбары. Оказалось, что и тут не все ладно.

— Саранча нынче начисто опустошила поля, — забормотал житничер.

— Что-то не слыхал, чтобы саранча нападала на Молдову, даром, что был в Царьграде. Потому и даю тебе два дня сроку, чтоб наполнил житницы зерном, — сказал Лупу.

— Где взять мне столько хлеба?! — схватился за голову житничер.

— А у ворника Чехана, у Рошки-казначея и у прочих — мало ли у кого еще, ибо они и были той прожорливой саранчой...

Житничер стоял, словно пораженный громом. Однако уже через два дня обнаружил воевода, что амбары полны. Возвращены были и лошади с господарским клеймом, хоть и пытался конюшенный подкупить Асени, чтоб тот сказал, будто лошадей нашел не у тех бояр, а пасущимися на пустырях.

Два дня ходил Василе Лупу по городу, заглядывал в лавки, разговаривал с купцами и мастеровыми. И повсюду ему жаловались — на слишком большие налоги и нехватку покупателей. И в церквах побывал господарь и там обнаружил безобразия. Попы почти все были пьяными и не могли объяснить, куда делись золотые и серебряные дары, вместо которых выставлены деревянные или глиняные. Господарь срочно созвал диван. Выслушав донесения бояр о состоянии дел, воевода спросил Чехана — ворника Нижней Земли.

— Как думаешь, боярин, собрать налог в этом году?

Тот угрюмо уставился в землю.

— И сам видишь, твоя милость, что для сего никакой возможности нету. Очень уж обнищали люди. Была война...

— И кто, полагаешь, в ответе за эту черную бедность? И я был ворником в этих краях, но тогда люди не умирали с голоду. А годы были разные, не все хорошие. Бывала и засуха и саранча нападала...

— Войска валашские и турецкие отбирали все, что только видели...

— А по мне, так это вы у людей все позабирали. По тому, как земляк тебя обворует, и десятку чужаков не справиться. Ты, ворник, ответишь за это.

Воевода повернулся к казначею.

— Возьмем теперь дела казны. По подсчетам и как показывают книги, не хватает в казне сорока кошельков с золотыми. Где эти деньги?

— Я забрал кошельки по приказанию воеводы Мойсы, когда он собирался уезжать, — ответил Рошка.

— А жупын Котнарский говорит иное. Кошельки, действительно, взяты были тобою, но только после отъезда Мовилэ. Так это, жупын Котнарский?

— Так, твоя милость, — вскочил на ноги писарь.

— Наказан будешь, боярин, за воровство! А ты, логофет Генгя, как погляжу, не постеснялся увести коней из господарской конюшни на свои пастбища, очистить амбары и господарское зерно раздать мрущим с голоду крестьянам с условием, чтоб осенью вернули тебе вдесятеро. Даже те золотые канделябры из господарского дворца и серебряные блюда, и узорчатые покрывала в твой дом перекочевали.

— Все верну, твоя милость! Я брал их, чтоб слуги почистили.

Бояре дружно захихикали.

— Блюда ты почистишь, — усмехнулся воевода, — дело невеликое, а вот сам-то как очистишься от тех черных дел, что затеял в Стамбуле?

— Ни в чем себя виновным не знаю, твоя милость!

— Поглядим, так ли это? — с угрозой в голосе сказал Лупу и приказал вэтаву: — Доставить убийцу!

Два капитана втолкнули в зал смуглого человека с настороженным взором.

— Знаком ли тебе кто-нибудь из этих людей? — спросил его воевода.

Али оглядел бояр, стоявших в оцепенении, и его указательный палец уперся в логофета.

— Вот этот был с Мустафой! Выложил на стол сорок кошельков.

— Видишь, логофет, узнал тебя, разбойник!.. Вот, жупын Рошка, куда пошли кошельки.