Кузнецов против абвера - Анатолий Степанович Терещенко

Но ни Кестринг, ни Канарис его труд не оценили.

Через своих «друзей» из числа немецких дипломатов «Колонист» узнавал многие детали о поведении личного состава германской миссии, о которых тут же докладывал своим кураторам из госбезопасности.

Густав Хильгер в своей книге «Мы и Кремль» (1955) вспоминал:

«Когда Кребс зашел ко мне в кабинет, я задал ему вопрос о распространявшихся слухах о предстоящей войне. Я сказал:

— Если в этом есть хоть доля правды, то нашим долгом является убедить Гитлера в том, что война Германии против Советского Союза означала бы ее конец.

Я напомнил Кребсу, что Россия за свою долгую историю «нередко терпела поражения, но никогда не оказывалась побежденной». Я упомянул о силе Красной армии, о способности русского народа переносить невзгоды и лишения, указал на огромные просторы этой страны и неиссякаемые резервы.

— Все это мне известно, — ответил Кребс, — но, к сожалению, я не могу убедить в этом Гитлера. После того как мы, офицеры германского генерального штаба, отговаривали его от похода против Франции и пытались доказать неприступность «линии Мажино», он нас больше не слушает. И если мы хотим уберечь свои головы, то должны держать язык за зубами».

Вот они и держали язык за зубами, пока не потеряли головы. А далее Хильгер писал:

«Но он (Кребс) не потерял бы голову, если бы был исполненным чувства долга военным специалистом и убедительно изложил свои сомнения. Он рисковал бы не головой, а лишь некоторым отстранением от дел, и в этом случае он, конечно, не стал бы начальником генерального штаба наголову разбитых Красной армией германских полчищ. Но для него, как и для многих подобных ему людей, милостивое отношение Гитлера и собственная военная карьера оказались важнее, чем судьба Германии и немецкого народа. И когда 1 мая 1945 года в превратившемся в развалины Берлине круг замкнулся, он действительно потерял свою голову, а также и честь».

* * *

5 мая 1941 года Сталин выступил с речью перед выпускниками военных академий. Он начал с таких обнадеживающих слов:

«…Товарищи, вы покинули армию три-четыре года тому назад, теперь вернетесь в ее ряды и не узнаете армии. Красная армия уже не та, что была несколько лет тому назад… Мы перестроили нашу армию, вооружили ее современной техникой… извлекли опыт из событий у озера Хасан и на реке Халхин Гол, из русско-финской войны… Раньше существовало 120 дивизий в Красной армии. Теперь у нас в составе армии 300 дивизий. Сами дивизии стали несколько меньше, более подвижные. Раньше насчитывалось 18–20 тысяч человек в дивизии. Теперь около 15 тысяч. Потом летом сорок первого погоня за количеством дивизий переросла в негативное качество — ослабление соединений. Немецкая дивизия превосходила советскую в боевой мощи и количестве личного состава…»

Кроме того, он подчеркнул, что армия может быть сильной только тогда, когда пользуется исключительной заботой и любовью народа и правительства. В этом величайшая моральная сила армии, залог ее непобедимости. Армию надо любить и лелеять.

Интересный случай произошел уже после выступления выпускника генерал-майора Энвера Муратова, который призвал «…выпить за мир, за сталинскую внешнюю политику мира, за творца этой политики, за нашего великого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина!».

Сталин был несколько удивлен этими словами и отреагировал на тост генерала Муратова так:

«Этот генерал ничего не понял… Мы, коммунисты, — не пацифисты, мы всегда были против несправедливых войн, империалистических войн за передел мира, за порабощение и эксплуатацию трудящихся. Мы всегда были за справедливые войны за свободу и независимость народов, за революционные войны за освобождение народов от колониального ига, за освобождение народов от капиталистической эксплуатации, за самую справедливую войну в защиту социалистического Отечества.

Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоеванное трудящимися под руководством Коммунистической партии Ленина… истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых — превратить в рабов. Спасти нашу Родину могут только война с фашистской Германией и победа в этой войне, за нашу победу в этой войне!»

Тут нет никакого призыва к превентивному удару по противнику. Но уже через двадцать с лишним дней И.В. Сталин, выступая на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), заметил:

«Обстановка обостряется с каждым днем, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии. В это, конечно, трудно поверить, так как Германия ни в экономическом, ни в военном отношении сегодня к войне с Советским Союзом не готова. Однако от таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советский Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии. Англо-американская агентура делает в Германии все, чтобы как можно скорее бросить Германию на Советский Союз…»

Гитлер по своему скудоумию думал, что двух фронтов не следует ожидать — англосаксонские хищники все сделали и делают, чтобы уничтожить советскую власть с большевиками в России. Оппозицию свою он постоянно корчевал, поэтому трезвые мысли некоторых военных и политиков гибли на корню.

И все же сопротивление нацистскому режиму в Германии принимало различные формы. Ключевой фигурой в организации заговора в армии был подполковник Ханс Остер, один из старших офицеров абвера. Ему покровительствовал его начальник адмирал Канарис. Остер еще в 1934 году понял, что гитлеровская власть погубит Германию. Поэтому в 1936-м он и его единомышленник Ханс-Бернд Гизевиус из МВД пришли к выводу о необходимости уничтожения режима путем военного переворота и даже физического устранения Гитлера. К ним примкнул в 1938 году начальник генштаба вермахта генерал Людвиг Бек. Новый