Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

День за днем Добродумов с детьми Хмельницкого занимались дрессировкой собак. Иллариону понравилось возиться и с маленьким Юрком, и с почти взрослым Тимошем. Помимо дрессировки собак, паломник показывал хлопцам некоторые приемы самообороны (пригодились уроки инструктора Прощина). Кроме того, выяснилось, что младший сын Богдана практически не знал грамоты, да и со счетом у него были определенные трудности. Со старшим же по вечерам старался вслух читать Библию. За такими заботами прошел почти месяц. Ребята очень сдружились с Добродумовым и стали считать его вторым батькой. Однако и родного отца они ждали с нетерпением, считали каждый день и выглядывали на дороге.

Богдан вернулся в конце августа чернее тучи. Еще неделю он ходил в размышлениях, не желая ни с кем говорить и все время бормоча «Нет правды в Украине…». Затем позвал к себе Добродумова.

— Не нашел я правды в Варшаве. А раз не нашел я правды у короля, придется самому ее добывать, — пояснил он советнику свое решение. — Как ни горько мне признавать, но прав ты был, Ларион. Не захотел Владислав за меня заступаться. Он даже сказал, что если я шляхтич, у которого висит сабля на боку, то должен сам отстаивать свою честь. Завтра отправляюсь в свой полк на службу. Пришло известие, что скоро должен приехать сам канцлер Ежи Оссолинский. Паны офицеры поговаривают, что он везет грамоту от короля с привилегиями для казаков, чтобы те собирали под королевскими знаменами войско на войну против турков. Поедем послушаем, может, наш король все же нам еще сгодится. Вы вместе с Тимошем со мной поедете, а Юрко еще малый совсем, пусть дома останется, целее будет.

— Вижу, ты, Богдан, что-то задумал. Но ничего пока об этом спрашивать не буду. Жизнь все расставит по своим местам. С радостью буду сопровождать вас, пан сотник. Сыну Тимошу, как и прежде, останусь другом и наставником. И если пан не против, то и двух алабаев я бы тоже взял с собой, — осторожно попросил Добродумов.

Хмельницкий не стал отказывать в такой просьбе, наоборот, ему тоже очень понравились Волчок и Хват — умные и преданные собаки. Глядя, как сыновья занимаются с ними во дворе, Богдан и сам несколько раз попытался погонять алабаев. Но не тут-то было: собаки уже привыкли к хлопцам и Добродумову и четко выполняли только их команды.

На сборах в полку, куда прибыл канцлер пан Оссолинский, говорили, что война с Турцией неизбежна, что без казаков Речь Посполитая и король Владислав не смогут обойтись. Поэтому он готов пойти на некоторые уступки шляхетным казакам, которые примут участие в этой войне, — но только после победы. Добродумов видел, как при этих словах злобные искры сверкнули в глазах Хмельницкого. Однако он не стал и слова перечить. Наоборот, больше всех поддержал канцлера, сказав, что украинские казаки, как всегда, пойдут воевать за своего короля и, если надо, сложат головы за польского монарха и честь Речи Посполитой. Эти слова не остались не замеченными паном Ежи Оссолинским, и именно Богдану он поручил собрать казацкое войско, вручив при этом королевскую грамоту. Такой документ позволял Богдану беспрепятственно перемещаться практически по всей Украине, чтобы собирать рекрутов под знамена Войска польского.

На самом деле во время своих встреч с казаками, вместо того чтобы агитировать их идти на войну с турками, Хмельницкий рассказывал о том, что поляки надели ярмо на шею украинскому народу и это ярмо уже давно пора скинуть. Только тогда Добродумову стало ясно, в чем была задумка Богдана. «А он не так уж и прост, как это могло бы показаться изначально», — подметил Илларион тогда. Через месяц таких разъездов и без того довольно известный среди казачества Богдан Хмельницкий стал еще более популярным. Вернувшись в конце октября в Чигирин, Хмель созвал у себя совет из ближайших своих соратников.

На вечерю к нему пришли давние и верные друзья Иван Золотаренко, Олекса Сыч, Максим Морозенко, Юрко Богун, Максим Кривонос и другие славные сечевые лыцари. Богдан приказал накрыть богатый стол, не жалеть угощений, горилки и доброго вина. Сыны его в углу возились со своими четвероногими охранниками. Собаки, словно понимая всю важность происходящего, сидели смирно, положив головы на массивные лапы. Добродумов расположился за столом по правую руку от сотника, тем самым дав понять гостям, в каком статусе здесь находится.

После небольшой, но обильной трапезы Богдан взял слово:

— Вот зачем я вас, друзья-братья, позвал. Все вы знаете, какое горе недавно постигло мою семью. Злодей Чаплинский воспользовался тем, что не было меня на хуторе, приехал с солдатами и разорил Суботов, словно суд чигиринского коронного хорунжего Концепольского постановил, что мой маеток принадлежит ему. Но мало им показалось отобрать у меня добро, они и сына моего Остапа убили, а Чаплинский мою молодую жену Мотрону себе взял. Пытался я найти правду у гетмана Потоцкого и даже у короля польского Владислава. Но только зря на это надеялся. Нет правды в Украине теперь для честных казаков, которые с оружием в руках воевали на благо Речи Посполитой. Да ладно бы только у меня было такое горе. Но не только ко мне так относятся польские урядники. Вы не хуже меня знаете, как нынче живется честному казацтву. Нынче ляхи относятся ко всему народу украинскому как к быдлу. Чего только мы не натерпелись! Вольницы наши уничтожены, земли отобраны, большинство казаков превращены в холопов!

— Правду говорит Хмель! Сколько можно терпеть издевательства клятых ляхов?! Давно пора поднять их на пики и самим пановать на родной Украине! — поддержал Богдана Кривонос.

— Поднять на пики можно, да как бы потом самим на них не угодить, — произнес более сдержанный Золотаренко.

— На Запорожье надо подаваться! Там сейчас собралась большая казацкая сила. Нужно ее укрепить и приумножить, собрать в один кулак, чтобы потом ударить со всей силы по ляхам! — предложил молодой Богун.

— Прав ты, Юрко, сейчас сила на Сечи уже не такая слабая, как была раньше. Терпение народа уже иссякло, и стекаются по капле казаки в одно большое бурлящее море, которое вот-вот выйдет из своих берегов, — продолжил беседу седоусый Олекса Сыч. — Вот только чтобы это море не накрыло своими волнами с головой всю Украину, надо хорошего кормчего в лодке иметь. И думаю я, панове, что есть у нас такой кормчий. Что скажете, братья?

— Богдана на гетманство! Будьмо! — громко крикнул на это Добродумов.

Казаки тут же поддержали его дружными криками «Будьмо!» и подняли кубки. Хмельницкий встал с места и, поклонившись в пояс своим товарищам, сомкнул с ними свой кубок, а затем осушил его до дна. Осушили свои кубки и казаки.

— Спасибо вам, панове, за доверие! — продолжил Богдан. — Да, с такими казаками можно ехать на Запорожье! Думаю, что сейчас мы можем собрать по зимникам, островам да по затонам до четырех тысяч лыцарей. Да и здесь у нас немалое войско наберется. А там, глядишь, и реестровые казаки к своему народу прижмутся. С нами правда, значит, на нашей стороне будет и сила! Посылайте завтра же по своим маеткам клич, чтобы казаки брали сабли и пистоли, седлали своих верных коней и выдвигались на Сечь. Скажите им, что будем там раду собирать, нового гетмана кричать и готовить войско на Речь Посполитую!