Золото, перина и ночная чертовщина - Флор Веско

Большой, сильный, с мощными задними лапами. Ничего общего с карликовыми кроликами с висячими ушками, которых маленькие девочки держат за питомцев. Изумительная особь. Едва заметив его, Садима поняла, что с ним-то и померяется силами.

Словно прочтя ее мысли, кролик поднял голову и посмотрел на Садиму. Он не прижимал уши, не шевелил носом, принюхиваясь, – страха в нем не было.

Вдруг кролик сорвался с места. Садима была начеку. В тот же миг она бросилась следом, с ружьем на ремне, чтобы не мешалось. Она бежала, радостно чувствуя, как напрягаются крепкие бедра, как легко несут ее ноги по кочкам и корням.

Вскоре сердце часто забилось, но Садима продолжала дышать глубоко и мерно. Своей добычи она не упустит. В лесу у него нет норы, ему не скрыться. Кролик бежал зигзагами: верно, надеялся оторваться от нее за каким-нибудь стволом, – но Садима зорко за ним следила.

И вдруг кролик исчез. Хотя она не спускала с него глаз. Он не мог удрать в чащу. Она видела его белый, дерзко маячащий хвост. Но миг – и зверь испарился. Садима подошла к тому месту, где он пропал, сердито порыла землю носком. Она хотела его поймать, а он сумел уйти.

Но такова игра – в этом суть охоты. Даже проиграв, Садима получила удовольствие, потому что вступила в схватку. И она пошла дальше, ища другую добычу.

Спустя несколько минут, словно из той же любви мериться силами, кролик появился вновь.

На этот раз он был на выгодной территории – неподалеку от холма, на котором, за комками земли, наверняка скрывались десятки входов в нору. Нырни он в эту сеть подземных ходов, и она его больше не увидит. Он вылезет в сотне ярдов отсюда, и она никогда не узнает где. В лесу сосуществуют два мира: поверхность, которую Садима знала хорошо, и подземное царство кроличьих, кротовых и мышиных нор, загадочное и разветвленное, о котором в детстве она часто мечтала. Однажды ей попалась настолько широкая нора, что можно было засунуть голову и плечи. Она протиснулась туда, не сомневаясь, что сейчас нырнет в волшебный мир. Но, вдохнув восхитительный запах влажной почвы, ничего больше не обнаружила, так что пришлось вылезать с полной земли головой.

Кролик ринулся вправо, взбираясь на холм. Садима пошла ва-банк и побежала вверх по противоположному склону. Если на пути ему попадется нора, она проиграла.

Норы нет. Кролик, как она того и ждала, выскочил слева: он нёсся зигзагами. Кролик был быстрее, но она-то бежала по прямой.

Садима подловила его на повороте. Одним движением развернулась, схватила ружье, прицелилась и выстрелила. Пуля настигла зверька, он упал.

Садима побежала к своей добыче. Если кролик только ранен, он еще может уйти. Но животное лежало неподвижно. Она присела на корточки. Свинец аккуратно пробил шею. Кролик был мертв.

Садима взяла его в руки. Мех был нежный. Тело – горячее и еще дрожало. Он напомнил ей котят, таких милых, что хочется стиснуть их крепко-крепко. Садима чуть надавила ладонью на грудь – чтобы почувствовать последние удары сердца. Кролик дернулся, потом обмяк и повис у нее на руках. Через считаные часы он затвердеет. Она сложила кролика, уместив в ягдташ, и вновь зашагала к замку Бленкинсоп.

Древесные тени и мерный шаг окончательно привели в порядок ее мысли и уняли сердце. Во владения лорда Хендерсона она вступила спокойно и решительно. В пустынной кухне Садима освежевала свою добычу, сняла шкуру и выпотрошила. Сегодня она поест кое-что кроме той странной еды, возникающей в замке как по волшебству.

Когда Садима запустила пальцы в кроличье нутро, ее вдруг осенило.

Вот в чем разгадка: во внутренностях. И еще в анатомических рисунках, пришпиленных над столом в комнате лорда Хендерсона.

Замок не просто странным образом одушевлен. Он и устроен как живой организм. Как она не заметила этого прежде?

Садима положила нож, вытерла испачканные кровью руки. Она вышла из усадьбы, отошла подальше и оглядела ее. Вежливо поприветствовала. Затем вновь переступила порог.

Теперь она видела дом по-настоящему. Ей казалось, что она проникла в пасть огромного чудовища и теперь осматривает его нутро. Она шла по темным коридорам, обитым красным бархатом, – точно по сосудам, ведущим от органа к органу. Добралась до большой бальной залы и насчитала в ней двенадцать стрельчатых арок, похожих на ребра в грудной клетке. В комнате рядом мерно вздувались как бы от ветра две огромные гардины. Она узнала в них легкие замка: вот откуда сквозняк, гудящий в каминных трубах. Этажом выше газовые лампы в округлых плафонах выстроились на потолке полукругом. Ниже такие же лампы вдоль трех стен повторяли их ряд. Вместе они были огромными челюстями с прекрасными светящимися зубами. К ним Садима приближаться не стала.

Она продолжала исследовать замок, всюду узнавая внутренности исполинских размеров, созданные из прочных и гладких материалов, а не из кровянистой бесформенной массы. Садима вспомнила кошку. И твердо решила, что она – мозг чудовищного жилища.

И тогда Садиме, которой теперь следовало бы со всех ног бежать к родному дому, чтобы скорей оказаться под защитой четырех неодушевленных стен, – тогда Садиме пришла в голову дерзкая мысль поговорить с этим живым замком.

Узнай о намерениях дочери ее мать, она схватила бы ее за шиворот и силой утащила подальше от имения. Но Садима была одна, и значит – как тут удержаться? Она сгорала от искушения разбудить спящую воду и послушать ее плеск.

Садима вернулась в кухню. В натекшей на стол крови она нарисовала пальцем план замка. Затем разложила внутренности кролика по соответствующим комнатам. И сказала вслух:

– Если хочешь доверить мне что-то, я готова.

Стол задрожал.

Садима порылась в шкафах. Нашла мешок пшеницы и высыпала его на стол. Зерна заскакали, собираясь и укладываясь в буквы. Садима склонилась над ними и прочла:

Дорогой дневник,

я – волшебница. Что за чудо! Я кладу ухо в ящик стола и узнаю все тайны мужа. Но до чего же скучный это человек… Интриги, до которых нас, женщин, не допускают, – эти мелкие политические плутни, денежные вложения, – я слушала всё. Довольно! Больше не стану. Мужчины цепляются ко всякому вздору, говорят, когда сказать толком нечего. Беседы их скучны до крайности.

Я делала и другие пробы. Тело мое разнимается восхитительно. Я забавлялась, оставляя кусочки где ни попадя. Сложнее всего отделить глаз, но хотелось заглянуть им в самые укромные места. Мне было интересно поглядеть, как слуги спят, узнать, на что похожи их ночи любви. Говорят, они в этом свободнее.