Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан

Я прошел по мощеному мосту через Вардар, построенному на римских опорах, выдержавших сильные землетрясения 518, 1535 и 1963 гг. (последнее оставило без крова сто тысяч человек). Ветер дул в лицо идущим мимо людям, увеличивая их в моих глазах. Они могли быть греками, турками, сербами или болгарами в зависимости от конкретной народной мелодии, которую я насвистывал, или от последней книги, которую прочитал. На мосту мальчишка-цыган разложил на картонной коробке наручные часы. Часы придавливали стопку купюр достоинством в сто динаров, чтобы их не разнесло ветром. Инфляция превратила эти деньги почти в ничто даже по скромнейшим цыганским стандартам.

Впереди у меня был «новый» Скопье, упрямо поднявшийся из руин землетрясения 1963 г.: массивные треугольники и сферы из монолитного бетона, которые, как и в Приштине, уже потрескались и позеленели от сырости. Всюду попадались граффити не на македонском, а на причудливом английском жаргоне «Заводного апельсина»:

Hors hav hardons… bad end… no future, mucky pup

Гане Тодоровски, поэт города, понял, что все это значит:

Похоже, только у турецкой мечети, церкви с закопченными стенами и опор древнеримского моста есть прочная основа. Македония, откуда Александр Великий отправился покорять мир, где началось знаменитое восстание Спартака, была историческим и географическим ядерным реактором. Здесь во времена упадка Османской империи впервые прозвучали взрывы этнической ненависти, излучая радиацию европейских и ближневосточных конфликтов XX в. Македония была словно хаос, существовавший до начала времен, в котором, как сказал мне поэт Тодоровски, «маленький лучик света мог зародиться, а мог и умереть».

«Кто, как не дьявол, мог создать такой склеп?» – восклицала британская писательница и историк Мерсия Макдермотт в книге «Свобода или смерть: Жизнь Гоце Делчева» (Freedom or Death: The Life of Gotse Delchev) – истории о человеке, который возглавил в Македонии партизанское движение против турок. По словам Макдермотт, Делчев был болгарином, а Македония в то время – Западной Болгарией. Претендентов на македонскую землю и кровь – легион. Здесь сталкивались европейские, азиатские и африканские тектонические плиты, формируя наиболее причудливые земные ландшафты и изливая самые широкие потоки лавы. К примеру, племя африди из Восточного Афганистана хвалится происхождением от македонцев – воинов Александра Великого, дошедшего на востоке до Индии.

Я закрыл глаза, пытаясь избавиться от очевидного эффекта сорокапятилетнего влияния югославского коммунизма. В этот момент я увидел ландшафт Северной Греции: ясность эгейского света; озера, подобные запылившимся зеркалам, которые усиливают самые миролюбивые мысли; осеннюю листву, хотя и менее впечатляющую, чем в Северной Америке, но все же не имеющую себе равных в тонких оттенках серого и красновато-бурого. И я видел – игнорируя завывания ветра из Центральной Азии – восточную форму тайны и магии, освоенную Западом и превращенную в нечто совершенно безопасное: в основу волшебной сказки. «Македония – страна, которую я всегда представляла между сном и явью, – пишет дама Ребекка, – с самого детства, когда мне надоедало то место, где я находилась, мне хотелось, чтобы оно превратилось в город наподобие Яйце… Битолы или Охрида».

XX в. начался и может закончиться упоминанием об этих городах. Я достал из рюкзака книгу Джона Рида «Война в Восточной Европе». В 1916 г. Рид писал:

В последние пятьдесят лет македонский вопрос был причиной каждой крупной европейской войны, и, пока он не разрешится, мира не будет ни на Балканах, ни за их пределами. Македония – самая дикая смесь наций, какую только можно представить. Турки, албанцы, сербы, румыны, греки и болгары живут здесь бок о бок, не смешиваясь, – и жили так со времен святого Павла.

Продолжая тему Джона Рида, Македония, по словам лорда Кинросса, – это «проекция в миниатюре» всей Османской империи. Она расположена в самом центре Южных Балкан: в начале века этот регион назывался «Турцией в Европе», а сами турки называли его Румелия – от арабского названия Византии «Рум», что означает «Восточная Римская империя».

«Турция в Европе» начала разваливаться в начале XIX столетия, когда греки, сербы и черногорцы победили в ожесточенной борьбе за независимость от Османской империи. Однако война русского императора Александра II за освобождение болгар от турецкой оккупации, начавшаяся в апреле 1877 г., заронила первые вполне различимые семена современного конфликта великих держав.

Русская армия, к которой по пути присоединились румынские войска и болгарские партизанские отряды, постепенно поднялась на перевал Шипка в Центральной Болгарии. Турецкие войска имели четырехкратный численный перевес, но летом 1877 г. все же потерпели поражение. В декабре русские заняли столицу Болгарии Софию. В марте, когда русские войска были уже в Адрианополе (день пути на машине до Стамбула), граф Игнатьев, русский посол при дворе султана Абдул-Хамида II, прибыл в пыльный фракийский городок Сан-Стефано[21], где продиктовал побежденным туркам условия мирного договора: так был заложен первый запал в «балканскую пороховую бочку».

По условиям Сан-Стефанского мирного договора, в частности, возникало княжество Болгария, которое, хотя и должно было выплатить Турции номинальную контрибуцию, на самом деле стало сильным и независимым воссозданием Болгарского царства. В него территориально входила не только современная Болгария, но и вся прилегающая географическая Македония, то есть югославская республика Македония, часть Западной Албании и огромная часть греческих земель, буквально окружающих город Салоники, что давало Болгарии выход к Эгейскому морю.

Как ни фантастически это может выглядеть, но «Великая Болгария», созданная при помощи России, удивительным образом соответствовала стандартам национального самоопределения, выдвинутым Вудро Вильсоном много десятилетий спустя, когда он начал размышлять над картой Европы. Например, бо́льшая часть греческой Македонии, доставшаяся Болгарии, в то время была заселена преимущественно болгарами, хотя и со значительными вкраплениями греческих, турецких и еврейских меньшинств. На остальной части Македонии, хотя здесь сейчас это категорически отрицает почти каждый, болгарский национализм был гораздо сильнее, чем национализм греков и сербов. Джон Рид, который мог наблюдать это с более близкой временной дистанции, чем я, заметил, что «подавляющее большинство населения Македонии – болгары. ‹…› Они первыми, когда Македония еще была турецкой провинцией, создавали здесь национальные школы, а когда болгарская церковь выступила против греческой патриархии… турки позволили ей создать свои епархии, поскольку всем было очевидно, что Македония – болгарская». Далее Рид объясняет, что создание в Македонии школ сербами и греками – как и повстанческих отрядов – было исключительно реакцией на рост болгарского национализма в этом регионе.