Могрость - Елена Маврина

но вот она приосанилась, в упор посмотрела на Витю:

– Должно быть сто восемь тысяч. Если бы некто не игнорировал взносы.

Все шестнадцать человек одноклассников вопросительно уставились на Витю. Публичное бичевание. Он вернулся к отрешенному наблюдению за минутной стрелкой. Три часа дня. «Гриша уже лопает котлеты… Бабушка собиралась жарить чебуреки».

– Рудень, ты сдавал в последний раз в октябре, – выцепила его из мечтательного маршрута претенциозная фраза.

Витя посмотрел на Алену, невозмутимо скребущую его взглядом.

– Я не приду на выпускной вечер. Я предупреждал в сентябре.

– Ага. – Ксюша закатила глаза под лоб. – Но есть другие взносы: на букеты учителям, – загибала она острые пальцы, – на подарок школе. Праздники. Последний звонок, экзамены. А ремонт?

– Еще четверть впереди. Я сдал три тысячи. Этого пока мало?

– Если бы ты немного касался жизни класса и школы, то знал бы ответ: мало. – Алена встала и проникновенно обратилась к классу, как к суду присяжных: – Всегда кто-то выезжает за чужой счет.

– Я не выезжаю! – вспылил Витя. – Просто, почему нет предела?

– Потому что цены беспредельные! – Ксюша заболтала голыми ногами, бросая иронические взгляды на одноклассников. – Бесплатно из Ямска привезут дырку от бублика. Поспрашивай, какие взносы в гимназиях.

– Мы не гимназия, – напомнила едко мощная Лика Савчук.

Хоть кто-то. Витя расправил плечи, возмущение старосты его немного приободрило.

– Должна быть хоть мизерная отчетность, – поддержал. – На что вообще копим? Мы слышим только: «это уродство», «это туфта».

– Хочешь заняться сборами? – напустилась Ксюша, замирая горгульей. – Пожалуйста. Узнавай, сравнивай, закупай. Прими хоть раз участие в жизни класса.

– Я принимаю, что не так? Сейчас нет денег.

– На покупку ноутбука деньги нашлись. А ремонт класса без тебя сделается?

Все в классе ходили кто с планшетами, кто с ноутбуками, но именно его бюджетный «трансформер» раздраконил Евлаховых до посинения. Их бы взбесила любая его обновка. Заискивай – либо отбивайся.

– Сейчас не могу, – уперся Витя.

– Я тоже не могу, – растянул лыбу Коля Бардаш.

И тут же понеслась волна:

– И я!

– И у меня нет денег.

– Я на лыжи коплю.

– Куда лыжи навострил?

Пляску выкриков и хохота пресек осуждающий голос отличницы Даши Муравьевой:

– У него бабушка в больнице.

За Витю неожиданно вступился и Даня Сахно, парень Ксюши. Алена вспылила, утрачивая контроль над ситуацией:

– А у меня мама после операции! И что? Что? Я разве подвожу остальных? Среди нас мажоров нет. У многих родители на заработках. Есть обязательства.

Витя спрятал ноутбук в рюкзак, впервые стыдясь подарка, на который копил последний год. Покупка стала возможной, потому что крестная добавила недостающие шесть тысяч. Обычно они ехали в Ямск и покупали вещи, а сейчас тетя впервые дала деньги. Он гордился оказанным доверием. Ему даже совестно стало за обман о переезде.

– Я донесу долг с вычетом растрат на выпускной вечер. Вы можете посчитать отдельно?

Ксюшу перекосило. Если тебя не заставили стыдиться – ты победил, правда, временно, ведь Евлаховых тоже изматывает грызня.

– Мы не вынуждаем тебя выплатить сумму сразу, – примирительно начала Алена. Она твердила, что будет поступать на банковского служащего, потому что у нее «природное обаяние». Витя подсознательно выискивал его в клыкастой улыбке Алены. – Ежемесячные взносы. Устраивает? Пойми, никому не хочется, чтобы ты отстранялся от дела.

Одноклассники притихли сплоченной стаей. Витя помалкивал. Классное собрание напоминало сходку сицилийской мафии. Джонни, не отстраняйся от дела, дружок. За должок – чи-ирк по горлу.

Ксюша поддерживала сестру:

– Мы ведь помним, твоя мама всегда помогала в организации мероприятий.

– Прикрывала твои прогулы.

Он зло сверкнул глазами.

– Я болел.

Иногда ему казалось, что он способен на убийство. Витя взглянул на наручные часы. Есть хотелось ужасно, а видеть одноклассников – нет. Когда он поднял взгляд, напротив парты уже стояла Алена. Торчащие завитки русых волос, бездонные глаза и губы в темно-коричневой помаде. Сверстники называли ее Русалкой. Витя не понимал такой лояльности. Ксюша-Бэйба и Русалка? Самовлюбленные оторвы – в самую точку. Но мужской контингент сох по этим выскочкам, над его претензиями пошучивая: «голубок». В десятом и девятом классах учились еще две родственницы Евлаховых. Популяция мозгоклюек. Гриша называл их сестрами Картошьян, высмеивая еженедельные фото Евлаховых с картошкой фри.

– Можем попросить Альбертину позвонить твоему отцу. – Ксюша невинно хлопнула пушистыми ресницами. – Пусть его напрягут, он ведь не лишен прав?

– Не надо ему звонить, – рявкнул Витя, глядя исподлобья.

Одноклассники пялились. Он редко проявлял агрессию, и все затаенно ожидали экшн.

– Мы понимаем, – с напускным сочувствием дожимала Алена. – Полусирота. Отец спился. Мы ведь не изверги. – Ее взгляд скользнул по его рюкзаку. – Продай ноутбук, займи. Сычев зовет тебя на работу в автосервис. Каждый месяц. Ты же не надеешься, что деньги Вики покроют твой долг?

Витя сжал кулаки, поднялся – Алена отшатнулась в испуге. Голоса стихли. Его рукоприкладству обрадовались бы многие, особенно если в лицо и с кровищей. О здоровье сестер мало переживали. Витя осмотрелся, и сделал то, что в таких случаях просила делать мама, – ушел. За чтением любимых детективов она часто рассуждала: «Как бы женщина не злила мужчину, у него всегда есть возможность уйти. У всех есть возможность уйти оттуда, где плохо. Если человек распускает руки, победила слабость проявить жестокость и власть. Самоутвердится за счет силы».

Витя шел по пустому двору школы, размышляя, почему мама делала такие выводы? Почему ее волновал факт жестокости? Она подвергалась насилию? Тоже ушла оттуда, где было плохо, боясь выплеснуть гнев кулаками? Он бы вмазал паре-тройке человек в классе, а Евлаховых стер бы в порошок. Витя мотнул головой. Нет. Не для этого он три года лупил грушу. Важно видеть линию обороны, не марать свою правоту.

– Привет! – остановил его звонкий оклик.

С лавки за столовой поднялась Аня. В красном пуховике и с рюкзаком в руках, она будто вчера сбежала на автобус. И как он ее не заметил?

– Что с бабушкой? – спросил, холодея от страха.

Аня вздохнула, грустным взглядом ему отвечая: «Крепись». И вслух произнесла:

– По-прежнему слаба, бредит.

Витя умолк в заторможенном состоянии принятия бед. Аня участливо всматривалась в его лицо. Ожидала слёз? Объяснений? Катись в комфорт, проныра.

– Не рад? – спросила Аня, заведомо зная ответ. – Я без ключа. Пришла к тебе, но провели к директору. Увы. Есть разговор.

Они шли домой по битым тротуарам. Витя преимущественно молчал, иногда гримасничал, пока она рассказывала, что с одиноким проживанием дела плохи. Учителя позвонят отцу, рано или поздно его вызовут. Нужно уезжать, или (на чем она настаивала) потерпеть ее недельку-другую. Витя неохотно принимал аргументы. В пути сочувствие сестры обрастало колючей оградой: она