Могрость - Елена Маврина

была вполне осязаемый монстр. Полумертвая тварь с рукой женского трупа.

– Это была могрость? – шептала Аня, бессознательно светя фонариком по сторонам. – Бабушка видела монстра? Это он бабушку… Он! – Аня замерла. – Вдруг выключат свет?

Витя попытался ее обнять, присмирить, но сестра рванула на кухню параноиком.

– И фонари не горят. Ночь. Еще ночь? Который час? Где мой телефон?

После заполошных поисков Аня обнаружила смартфон в пуховике.

– Сто двенадцать не вызывает. Сети нет. – И опять застывшее выражение лица. – Вдруг свет выключат?

На веранде кричали коты. Аня тряслась от страха, загораживая дверь.

– Не ходи, Вить! – Повисла ребенком на руке. – Я тебя умоляю.

Настолько беззащитной он старшую сестру видел впервые. Даже не представлял, что кто-либо способен вывести ее из закаленного Сажным равновесия.

Витя дернул ручку входной двери, щелкнул выключателем. Коты разбежались испуганно по веранде.

– Идите в дом, – приказал, по-дурацки выставив руку указателем.

«Сейчас я грохнусь», – подумал, устало потирая лицо. Веранда плыла перед глазами, руки казались чугунными.

Аня протестовала, шарахаясь от котов, как от демонов. Они побаивались ее выкриков, с подозрением обнюхивая стены и пол. Витя промыл ссадины на разбитом кулаке, смочил полотенце и вытер руки сестре. Аня стояла в центре кухни, будто любой предмет ядовит. Витя уговорами вернул ее в зал, насильно усадил на диван.

– Где твои успокоительные?

Она замотала головой:

– Я не буду их пить. Я не сумасшедшая.

Витя притащил свое одеяло.

– Ладно, посидим вместе.

Умостился рядом. Пружины матраса поскрипывали петлями старой двери. Мама спала во сне беспокойно, он часто тревожно вслушивался в эти скрипы.

– Они не вернутся, – заверил сестру.

– Откуда ты знаешь? – доверчиво заглядывала ему в глаза Аня.

– Предчувствие. Четвертый час. Время близится к рассвету.

– День им побоку.

– Похоже. Но они сегодня не вернутся.

Серый кот с оцарапанным носом запрыгнул на диван, на руки к Вите. Начал тереться о шершавый рисунок его футболки.

– Но мы под охраной, Ань.

Аня зыркнула на него укоризненно, но потом поддалась мурчанию, присмирела и позволила рыжему коту свернутся у нее на коленях. Витя называл рыжего Цыпиком, сообщая, что тот любит грызть сырую картошку; объяснял: обычно коты дрались за территорию, а теперь удивительно присмирели. Аня погладила полосатую шерстку. Вместе с братом они привыкали к редкому моменту нарушенного запрета: сидели ночью со светом в окружении котов в святая святых – возле телевизора. Аня была готова поклясться, что бредит наяву.

– Вот бы ничего этого не видеть, – призналась. – Дом без бабушки – чужой.

– Не всматривайся в ночь, – шепнул ей Витя.

Разве они раздразнили чудовищ? Сорванный тюль не скрывал мутных стекол – окна наблюдали за измученными жильцами. Аня потупила задумчивый взгляд. Витю переполняло еще большее отчаяние.

– Завтра сходим к Байчурину. Прямо утром, – пообещал он мужественно. – Да. Только дождемся рассвета, сразу к нему отправимся.

В глазах сестры вспыхнул отблеск надежды, рассеивая его испуг. Сердце стало замедлять барабанный бой.

– Он ведь будет… дома? – переживала Аня. – В том доме?

– Будет, – улыбнулся ободряюще. – Мы успеем до завтрака.

Они сжали руки, словно их примутся разлучать. Витя начал сонно вспоминать сказки, которыми потчевала их на ночь мама: о княжнах и Тьме, о криничном чародее и смелом Рате. В решающей битве зло лопалось мыльным пузырем. Свет одолевал тьму. Сестра притихла, успокоилась. Ее голова сонно легла ему на плечо, и Витя впервые помимо вселенской обиды и скорби почувствовал ответственность за кого-то. Гриша всегда коверкал воспитательную фразу отца: «Взросление – это ответственность». Он даже не понимал своего счастья. Ему было позволено утешаться детством.

Глава 9. Узел

Витя с Аней направлялись по улицам в сторону, противоположную школе. Взгляды сонных учеников атаковали недоумением. Близился восьмой час утра. Оттаявшие крыши роняли капель, а зарево рассвета на востоке грозило испепелить облака. Снег под ногами хрустел, щеки обжигал мороз. Обманчивая оттепель для конца января.

– Тебе нужно будет успеть на урок, – беспокоилась Аня. – Какой первый?

– Алгебра.

– Ёшкин кот! – сердилась. – Я же обещала директрисе: без прогулов. Как мы могли проспать? – От досады она чудаковато жестикулировала, будто незадачливый фокусник. – Я же заводила будильник. Заводила?

Витя поправил лямки рюкзака.

– Ничего, – успокаивал. – Опоздаю немного, с Верой Афанасьевной мы в ладах.

Веру Афанасьевну его слова огорошили бы. Она работала в школе больше сорока лет и называла его неудачи по математике своим наибольшим упущением. Призовые места в конкурсах, грамоты, а потом – тройки. Он хотел ей как-то признаться, что дело не в ней, не в глупом конфликте из-за олимпиады. Просто его амбиции где-то сломалось. В августовский знойный полдень. Два года назад.

К кладбищу они спускались нерешительно: то ускоряя, то замедляя шаг. Аня оглядывалась. Она надеялась увидеть прохожих, надеялась, что кто-то запомнит их спуск в заросли. По мере приближения к каменной ограде, решимость последних недель таяла. Что они скажут Байчурину? Он покрутит пальцем у виска? прогонит прочь?

У ворот стоял военный уазик. Аня немного успокоилась. Значит, дома. Они осторожно прошли вдоль могил, постучали в калитку. Лист тонкого профнастила пугающе задребезжал. Без ответа. Витя повернул ручку – и кладбищенскую тишину пронзил грозный лай собаки. На лай из дома раздался приказ:

– Тихо, Гром! Фу! Сядь!

Собака умолкла. Ребята немного отошли в сторону на случай, если овчарка бросится. Калитка отворилась. Байчурин стоял в камуфляжной куртке и джинсах. За спиной висело ружье. Лицо с трехдневной щетиной пряталось в капюшоне, как в монашеском клобуке. Появлению ребят он не обрадовался – хмуро спросил:

– Чего вам?

Овчарка за его сапогами принюхивалась к чужим запахам. Аня выступила вперед, догадываясь, что брат начнет разговор враждебно. Согласно предыстории, коммуникация у обоих хромала.

– Здравствуйте! – произнесла она приветливо, но тут же сникла под недовольным взглядом верзилы. – Меня зовут Аня, это мой брат – Витя.

– В курсе.

– Мы к вам по поводу того происшествия, – произнесла она полушепотом, поглядывая на пустую лужайку за оградой.

Солнце выжигало светом морозный пар. Сторож вскинул кустистые брови, осмотрел поочередного каждого.

– Насчет могрости. – Аня взглянула на брата, подпитываясь уверенностью. – Он… Она… Нечто преследует нас.

С минуту Байчурин прикидывал в уме, а не послать бы их восвояси за шуточки. За три года он прогнал от дома множество любопытных подростков, выслушал уйму дурацких вопросов о зомби и упырях. Эти двое его озадачили настырностью. Он рассудил, что выслушать будет резонным решением. Толкнул сапогом дребезжащую калитку в сторону.

– Проходите.

Каменный дом состоял из двух мрачных комнат: кухни и спальни. Гости воровато заглянула в спальню, где виднелись только заправленная кровать у затертого ковра и стол