Могрость - Елена Маврина

в ворохе бумаг. Стены серели побелкой. Мебели наблюдался минимум. В кухне искрились тающим инеем два окошка, вдоль дальнего от двери – стоял круглый стол и две новенькие табуретки. На столе чернели сковородка с яичницей и ломти ржаного хлеба. Кирпичная печь в углу полыхала дровами, накаляя эмалированный чайник до свиста.

Крашенные черным доски пола светлели потертостями. Обувь никто не снял, как и верхнюю одежду – только расстегнули молнии и сняли шапки. Байчурин сел за стол и буркнул-предложил кофе. Ребята отказались, рассматривая его бесцеремонно. Вблизи он походил на агрессивного социопата.

– Спасибо, что согласились нас выслушать, – улыбнулась Аня.

Она присела напротив Байчурина, пока Витя расчищал от дров себе место на лавке. Хозяин дома жевал завтрак, и Аня тактично отвлеклась на вид за окном. Кресты, надгробия. Вынужденная улыбка сползла с ее лица, но обратилась она вполне непринужденно:

– Вы в прошлый раз упоминали о могрости.

Аня бросила подначивающий взгляд на брата. Витя выдохнул:

– Мы не требуем помощи…

Она закивала, удерживая просящим взглядом внимание сторожа:

– …нам достаточно объяснения. Может, – она запнулась и повернулась спиной к окну, – может, вам что-либо известно об этой… этом безумии в Сажном?

Овчарка перестала обнюхивать оцепеневшего Витю и легла на живот у его ног, дыша открытым ртом и смотря в другую комнату. Только сейчас Аня заметила слепоту собаки – синевато-коричневые зрачки напоминали стеклянные шарики.

– И что случилось? – буркнул Байчурин с предвзятостью пограничника. Недоверие все еще сквозило в каждом его слове, в каждом взгляде.

– Эта мерзость преследует нас. – Аня сцепила руки на коленях. – Меня. Наша бабушка… Вы слышали?

– Слышал.

Чайник закипел. Байчурин сыпнул ложку гранул в эмалированную кружку и наполнил кипятком до краев. Запах крепкого кофе немного развеял гнетущую атмосферу.

– Мы видели какое-то существо, – признался Витя. – Одноглазое. Смахивает на гиену. На огромного пса. На гиену. Да, гиену. Но с рукой…

Витя сконфузился под скептическим взглядом кладбищенского сторожа.

– …человеческой, – завершила сбивчивую характеристику Аня. – Не рукой, а только костями руки. Костями мертвой руки. Трупа.

Аню от отвращения передернуло. Витя стянул шапку, взволнованно приглаживая волосы.

Байчурин смотрел на них с изучающим прищуром. Его сомнение медленно, но трансформировалось в тревогу.

– С рукой?

– Да. Женской. Кольцо на пальце.

– На фаланге, – уточнила Аня, потирая колечко на мизинце и поглядывая на руку Байчурина – на стальное кольцо-печатку в форме секиры.

В углу за лавкой стоял топор с высокой рукояткой и длинным лезвием. Скорее не топор для колки дров, а секира, как на печатке. Лесорубный топор. Байчурин задумчиво откусил сушку, издавая хруст движением мощной челюсти.

– И существо напало на кого?

– Бабушка бредит о псах с руками. Но у нее сотрясение и расстройство… временное. – Аня с трудом разомкнула ледяные пальцы. – Нечто залезло вчера ночью. В наш дом. Напало из темноты, из дыма. Я не знаю… – запнулась она в изрытых воспоминаний. – Кажется, это был мужчина.

Аня умолчала, что целилась в чужака, а ударяла в стену, что повсюду рычали тени-монстры.

– Женщина, – неожиданно поправил ее брат. – Костлявый, даже несколько девичий силуэт.

– Нет, я видела, – настаивала Аня. – Я посветила фонарем… – Исправилась: – Просветила его фонарем – он прыгнул. Лысый, с неподвижными шарами глаз. Как в тот раз, – она стрельнула взглядом за окно, – здесь. Оборвыш.

Аня поежилась от чудовищной близости могил. С этим местом у нее ассоциировались толпы восставших мертвецов.

Витя настаивал: в дом проникла костлявая ведьма. Развернулось пререкание с сестрой.

– А вы лекарства не принимаете? – встрял в спор Байчурин. – Таблетки? Алкоголь?

– Что?!

– А вдруг воры? – Он невозмутимо жевал сушку. – Бомжи какие?

– Насмехаетесь? – рассердился Витя. – Скажите, смешно вам? Нам угрожает опасность.

Байчурин отхлебнул кофе.

– Зря ты обобщаешь. Разве тебя преследуют? – спросил он с упреком Витю.

Витя впал в замешательство, хватая воздух в подборе аргументов.

– Я видел монстра, – вспоминал. – Он сидел на моем подоконнике. Монстр пробрался в комнату. Напал.

– Он приполз за ней, – преспокойно констатировал Байчурин. – Ты всего лишь возник на пути. Эта чума избирательна, слишком многолика.

– Избирательна? В смысле?

– Тебя она не тронет, не паникуй. – Байчурин вновь отхлебнул кофе и потянулся за сухарем в хлебнице, почесывая щетину. – А вот сестра твоя приглянулась. Это плохо.

Аню словно ужалили, тело затрясло от токсинов паники. «Плохо». Весь скучающий вид Байчурина говорил: и стоило так кипятится из-за зверюги с лапой трупа? Аня гневно повысила голос:

– То есть я одна? Одна приглянулась мертвякам? Так хотите сказать?

– Это не мертвецы.

– Ах, извиняюсь. Вы же всех тут знаете! – всплеснула руками в сторону окна, сдерживая себя от крика сарказмом. Зря она не прихватила успокоительные, хоть в пакет дыши. – Просветите тогда, что за гадость волочится по пятам?

– Вам говорил уже. Ее называют могростью.

Байчурин допил кофе и опечалился на выдохе: «О-хо-хо».

– Могростью? – допытывалась Аня. – Могростью. Ясно. Могростью? Что это означает? Кто она? Перевод? Что за название?

– Хотел бы я знать, – пожаловался Байчурин. Пес подошел к нему, и сторож потрепал загривок за желтым ошейником с кулоном-молнией в стразах. – Я думал, ты мне объяснишь, – повернулся он к Вите, впервые глядя на паренька без иронии.

Витя отупело уставился на Байчурина.

– Я?

– Ну да. Разве мать тебе не рассказывала?

– М-мама? – Витя мотнул отрицательно головой.

– Мне она скудно растолковала, – сетовал Байчурин. – В общих чертах…

– Она не могла ничего знать! – ополчилась Аня. – О таком она бы призналась. Это… чушь!

– Ага.

Байчурин вскинул брови и поджал губы. Их бурное удивление тяготило его.

Витя побагровел:

– Вы все выдумываете! Провокатор!

– Это же бред!

– Послушайте, – вздохнул обреченно Байчурин, потирая лоб, – я вас не звал. Думайте, что хотите.

Голоса стихли. Каждый переосмысливал свою историю. Байчурин сверился с наручными часами, намереваясь подняться.

– Хорошо! Допустим, – начала рассуждать Аня, останавливая его жестом. – Допустим, Дина знала о могрости. Возможно, подверглась нападениям. Возможно…

– Всему виной тромб! – вспылил Витя.

– Я ни на что не намекала. – Аня нервно била кулачком в ладонь. – Я пытаюсь понять… Ладно, когда она вам говорила об этой могрости?

Байчурин сник.

– После похорон Златы и Карины – моих племянницы и сестры. – Он вытаращился на свои неподвижные руки. – Пришла на третий день и начала расспрашивать о Злате: что вспоминала она о Сажном, о друзьях, о парне? Парне? Она ведь малышкой была.

– Четырнадцать лет, – напомнил Витя.

Байчурин толкнул его взглядом. Витя притих виновато.

– Она Грома очень любила. Больше, чем меня, уж поверьте, – усмехнулся Байчурин и опять потрепал за ухом пса. – Ошейник на него нацепила этот. Кормушки вешала, бездомных котов и собак подкармливала. О еноте мечтала. Выступала против браконьеров. Она хотела стать зоозащитником. – Улыбка