Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Своим письмом Стэнли, как бы сообщая новости, на самом деле хотел досадить ему, и Джордж прекрасно понимал это. Называя Академию не иначе как рассадником предателей, брат писал, что причиной столь массового перехода кадровых офицеров в лагерь противника министр считает слабую дисциплину, а также наклон в южную сторону, что звучало несколько туманно, хотя и зловеще.

Разумеется, так о Вест-Пойнте думали не все. Уотерспун назвал лишь одну причину для существования противоположного мнения, сказав о блестящем образовании выпускников Академии. Вашингтонский юрист Джорджа упомянул и другую. В двух последних письмах он говорил о срочной необходимости появления умных и порядочных людей в противовес засилью бездарей, которых их политические покровители уже устроили на теплые места. Слава Небесам, что ему не нужно принимать решение прямо сегодня.

В душном, влажном воздухе позднего вечера подниматься на холм к Бельведеру было тяжело. Джордж снял черное пальто из шерсти альпаки, ослабил галстук и несколько раз глубоко затянулся сигарой на ходу. Иногда горячий дым обжигал ему горло, но он привык.

На пыльной тропинке он остановился, чтобы посмотреть на холм, где на ветру качались горные лавры, и еще раз вспомнить мудрые слова матери. Мод Хазард испытывала особые, почти мистические чувства к этому дереву и смогла передать их своему сыну. Она считала, что их семья очень похожа на лавр, который стойко переносит любую непогоду. Свою силу лавр черпает в любви, говорила она. Ничто, кроме любви, не может поднять человека над его слабостями и помочь одолеть жизненные невзгоды.

Когда Джордж думал о том, как привезти Констанцию в Лихай-Стейшн, где к католикам относились с презрением, мать тоже говорила ему о лавре. Сам Джордж повторил ее слова младшему брату, когда Билли отчаялся получить согласие Орри Мэйна на его брак с Бретт.

Терпение и любовь. Наверное, этого было бы достаточно.

На длинной и широкой веранде Бельведера он перевел дыхание. Пот заливал шею, насквозь промочив рубашку. Джордж вернулся домой раньше обычного; это был редкий шанс расслабиться в прохладной ванне с сигарой. Может быть, он даже поймет, почему пушка взрывается. Нахмурившись, Джордж тихо вошел в дом и направился в библиотеку, чтобы взять тетрадь, в которую он записывал свои соображения о методе Родмана.

– Джордж? Ты рано сегодня. Вот так сюрприз! – (Он повернулся к двери.) – А мне еще показалось, я слышала, как ты вошел, – сказала Констанция, подходя к мужу, чтобы поцеловать его, и вдруг замерла. – Милый, что случилось?

– Это все жара. Там просто адское пекло.

– Нет, это что-то еще. А-а, понимаю… испытания. В них все дело, да?

Джордж набросил пальто на плечо, усиленно изображая беспечность:

– Да, снова не удалось.

– О Джордж, мне так жаль!

Она крепко прижалась к нему, ласково провела прохладной ладонью по его влажной щеке и поцеловала в губы. Удивительно, но это помогло. Констанция была его лавром.

– А у меня хорошие новости, – сказала она через какое-то время. – Пришла наконец весточка от отца.

– Письмо?

– Да, сегодня.

– Это хорошо. Ты ведь так переживала. У него все в порядке?

– Не знаю, как и ответить. Идем, я налью тебе холодного сидра и все расскажу. Сидр немного забродил, так что поднимет тебе настроение лучше лимонада нашей поварихи. – Она взяла его за руку и повела к двери.

– Это ты поднимаешь мне настроение, – улыбнулся Джордж, с удовольствием идя вслед за женой.

Прочитав письмо, он понял, почему Констанция ответила так уклончиво.

– Я могу понять его отвращение к Техасу, – сказал он. – Патрику очень многое нравится на Юге, но только не рабство. Но почему Калифорния? Разве это решение?

– На мой взгляд, нет. Только представь – начинать все заново, в его-то возрасте?

– Думаю, как раз с этим у него проблем не будет, – возразил Джордж, вспоминая рыжего адвоката, который переехал на побережье залива из графства Лимерик.

Он сидел на широченной колоде для рубки мяса в их просторной кухне, ноги висели дюймах в шести над полом. Повариха с помощницами оживленно болтали, продолжая работать как ни в чем не бывало, словно хозяев не было рядом. Констанция старалась сохранять непринужденные отношения со слугами, и, кроме денежных вопросов, у Хазардов почти не было от них тайн.

Джордж с удовольствием потягивал холодный сидр, который был ничуть не хуже тех, что подавали в барах. Заметив, что его последние слова жену не успокоили, он добавил:

– Твой отец очень упорный и легко привыкает к новой обстановке.

– Но ему в этом году исполнится шестьдесят, а в Калифорнии небезопасно. Сегодня в утренней газете я прочитала, что южане хотят создать нечто вроде второй Конфедерации на Тихоокеанском побережье.

– Обычные слухи для этого времени. Сегодня говорят о Калифорнии, через неделю – о Чикаго.

– И все же я считаю, что такое путешествие будет слишком долгим, трудным и опасным. Отец немолод, и он совершенно один.

– Не совсем так, – улыбнулся Джордж. – Он всегда путешествует с очень надежным защитником и компаньоном. Я имею в виду кольт Патерсон со стволом в двенадцать дюймов. Никогда не видел твоего отца без него. Ты разве не помнишь, что он его даже на наше венчание прихватил? К тому же Патрик управляется с ним мастерски.

Но Констанция не успокоилась:

– Я просто не знаю, что мне делать.

Джордж допил сидр и серьезно посмотрел в синие глаза, которые так любил:

– Простите мне мою дерзость, миссис Хазард, но я не думаю, что вы можете что-либо сделать. К тому же я как-то не заметил в письме, чтобы он спрашивал твоего разрешения. Он просто сообщил, что едет, а написано письмо тридцатого апреля. Полагаю, сейчас он уже на полпути через Сьерру.

– О Боже мой… дата! Я так разволновалась, что даже не заметила ее. – Констанция схватила письмо, лежавшее рядом с Джорджем, взглянула на первую страницу и снова вздохнула. – О Боже…

Джордж вскочил и обнял жену, чтобы утешить, как она утешила его. Они вышли из кухни и поднялись наверх; Джордж начал раздеваться, чтобы принять ванну.

– Прости, если там, внизу, я показалась тебе раздраженной, – сказала Констанция, пока он стягивал пропотевшее белье.

– Ничуть, – ответил он, снова обнимая ее. – Просто ты тревожишься, вот и все. Скорее это я был чересчур саркастичен. Прости меня.

– В общем, счет равный.

Констанция обхватила ладонями его затылок и нежно поцеловала в губы. Секунд десять они стояли неподвижно, и волны поддержки и утешения передавались от одного к другому. В такие минуты Джордж как никогда понимал природу человеческой любви.

– Если мы еще так немного постоим, я уже не пойду принимать ванну, – весело произнес он, чувствуя, что тело откликается на объятия.