Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

– А она тебе явно необходима, – усмехнулась Констанция.

С шутливым рычанием Джордж опрокинул ее на кровать и начал щекотать, пока она не взмолилась о пощаде. Наконец он все-таки направился в ванную и уже в дверях оглянулся:

– У нас есть и другие проблемы, о которых стоит подумать. И прежде всего приглашение Кэмерона.

– Это тебе решать, Джордж. Я не хочу сближаться со Стэнли и Изабель больше, чем это необходимо. Но ты, разумеется, учтешь другие, более важные обстоятельства.

– И рад бы не учитывать. Конгрессмен Тад Стивенс говорил, что Кэмерон из тех, кто может украсть даже раскаленную докрасна печку.

– Я так и думала. Почему бы тебе не поехать в Вашингтон и самому не поговорить с людьми в артиллерийском управлении? Может, так ты быстрее примешь решение?

– Прекрасная идея. Только я не могу никуда уехать, пока не дождусь успешных испытаний пушки. – Он немного помолчал. – Как ты думаешь, мы со Стэнли сработаемся? Ведь я отстранил его от управления заводом, выгнал его жену из нашего дома и один раз даже ударил. Он ничего этого наверняка не забыл. А Изабель очень мстительна.

– Да, я тоже все это понимаю, и ты всегда должен об этом помнить. Но если ты все-таки примешь предложение, мы с детьми приедем к тебе как можно скорее.

Заходя в ванную, Джордж рассеянно кивнул, но было видно, что тревога по-прежнему не оставляет его. Констанция сидела на кровати; ветер утих, и шторы на окнах совсем не шевелились. Она понимала неуверенность мужа, потому что сама чувствовала то же самое. Прежние взгляды и отношения между людьми были разрушены этой трагедией, которую пресса уже окрестила братоубийственной войной, хотя пока сражений было еще немного. Точно так же, как она беспокоилась об отце, Джордж беспокоился о своем лучшем друге Орри и его возлюбленной Мадлен. Какими же незаметными и беспомощными штрихами они все казались на этом огромном полотне истории, и никто не знал, что же в конце концов будет на нем изображено.

За ужином они снова обсуждали письмо Кэмерона. Отдохнувший после ванны, Джордж с воодушевлением рассказал Бретт о весьма разумном предложении Констанции: он должен съездить в Вашингтон, прежде чем принять окончательное решение.

– Возьми меня с собой! – воскликнула Бретт. – Я могла бы повидать Билли!

– Я не могу поехать прямо сейчас… – сказал он и тут же увидел, как надежда, вспыхнувшая было в глазах девушки, угасла.

Чувствуя себя виноватым, Джордж стал судорожно думать, что еще можно сделать, и не прошло и десяти секунд, как он радостно объявил:

– Но есть и другая возможность. Мне нужно срочно переправить пару контрактов своему юристу. Думаю, я мог бы найти надежного человека у себя в конторе, который их отвезет. И ты сможешь поехать вместе с ним.

– По-прежнему не хочешь отпустить меня одну?

– Бретт, мы уже давно обсудили этот вопрос.

– Да, только твои доводы меня не убедили.

– Не сердись. Ты умная и одаренная молодая женщина. Но Вашингтон сейчас – настоящая выгребная яма. Тебе нельзя находиться там одной, твой узнаваемый южный акцент сразу сделает тебя мишенью для каких-нибудь грубиянов. Нет, лучше уж так, как я предлагаю. Я найду подходящего человека и попрошу его собраться через день-другой. Так что уложи свой саквояж и будь готова.

– О, спасибо! – воскликнула Бретт и подбежала к Джорджу, чтобы обнять его. – Ты уж прости меня за дурной характер! Вы оба так добры, но ведь я не видела Билли с тех пор, как мы поженились.

– Я понимаю. – Джордж похлопал ее по руке. – Тебе не за что извиняться.

Бретт продолжала благодарить его со слезами на глазах, и это был один из тех редких моментов, когда Констанция видела, что ее муж смущен.

Позже, когда они уже лежали в постели, она спросила:

– У тебя действительно есть бумаги, которые нужно отправить в Вашингтон?

– Найду что-нибудь.

Засмеявшись, Констанция поцеловала его, а потом нежно прижала к груди.

– Да этот саквояж весит больше, чем наша «Старая Пташка»! – простонал Билли, опуская сумку на землю.

– Я привезла разные мелочи, подумала, они тебе пригодятся: книги, три чехла на фуражку, которые сама сшила, носки, новую кастрюльку, маленький набор для починки, специально для солдат, ну там иголки и все такое…

– В армии это называют несессером.

Билли одной рукой снял фуражку, одновременно протягивая другую руку, чтобы закрыть дверь.

Оба говорили очень тихо, словно боялись чужих ушей. После полудня прошло три часа, и в пансионе, кроме них, почти никого не было. Хотя они были женаты, Бретт чувствовала себя восхитительно безнравственной.

В тесной комнате со скошенным потолком было душно, а единственное крошечное окно пропускало только шум с невидимой улицы. Однако Билли просто повезло, что он сумел найти хотя бы такое жилье после получения телеграммы.

– Я так хотел тебя увидеть, Бретт! Смотреть на тебя, любить тебя… – Голос Билли звучал немного странно – застенчиво и почти испуганно. – Я так мечтал об этом, до боли…

– О, я знаю, милый. Я чувствую то же самое. Но мы никогда…

– Что?

Покраснев, Бретт смущенно отвернулась. Билли осторожно коснулся ее подбородка:

– Что, Бретт?

Она не смела посмотреть ему в глаза. И покраснела еще гуще.

– Ведь раньше мы всегда… занимались любовью только в темноте…

– Ну нет, я не хочу ждать так долго.

– Нет-нет… я тоже не хочу…

Билли помог ей раздеться – торопливо, но без грубости. Один за другим предметы туалета летели в разные стороны, пока наконец в жаркой полутьме она не осталась совершенно обнаженной, со страхом думая, что Билли оттолкнет вид ее тела.

Но страх тут же растаял, когда он протянул к ней руки. Сначала его ладони коснулись ее плеч, потом медленно скользнули вниз по рукам, нежно лаская каждый дюйм ее кожи и наполняя сердце радостью узнавания. Лицо Бретт озарилось улыбкой, и к ее счастливому смеху присоединились такие же счастливые слезы. И уже совсем скоро они слились в восторженном наслаждении, которое стало во много раз слаще оттого, что они так остро нуждались друг в друге.

Капитан Фармер дал Билли увольнительную на всю ночь. Ближе к вечеру Билли повел жену на прогулку к Президентскому парку. Толпы солдат на улицах поразили Бретт. Перед глазами то и дело мелькали их темно-синие и серые мундиры, а некоторые были одеты настолько пестро, что больше напоминали стражу какого-нибудь арабского шейха. А еще Бретт заметила, что вокруг гуляет очень много чернокожих.

Примерно за час до заката они перешли через дурнопахнущий канал в недостроенный парк рядом с живописными красными башнями Смитсоновского института. Десятки шикарных экипажей привезли хорошо одетых людей, желающих посмотреть на ежевечернее построение, проводимое Первым Род-Айлендским добровольческим полком. Билли показал жене их командира полковника Бернсайда – обладателя роскошных бакенбардов. Играл полковой оркестр, развевались флаги, зрелище выглядело праздничным и совсем не угрожающим, тем более что после часа, проведенного в пансионе, Бретт все еще пребывала в приподнятом настроении.