Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

ливень по скале, и Роджер опять сделался видимым, хотя и немного туманным по краям.

— Он… эээ… Он видел вас, — сказал Роджер хрипло. Он опустил глаза, избегая моего взгляда. — Это. Уже. Я имею в виду… — Он пространно махнул рукой на собственные волосы. — Он видел это.

— Видел? — Это было почти таким же шоком, как сама потеря волос. — Что… Что он сказал?

Роджер сделал глубокий вдох и снова посмотрел на меня, как человек, боящийся увидеть Горгону. Или, скорее, анти-Горгону, иронично подумала я.

— Он ничего не сказал, — сказал он утешительно и положил ладонь мне на руку. — Он… Он только заплакал.

Я тоже плакала, но теперь в более умеренном формате — всхлипов стало меньше. Ощущение леденящего озноба прошло, мои конечности согрелись, и только скальп неприятно обдувал прохладный сквозняк. Сердечный ритм замедлился, и меня накрыло смутное чувство, что я вышла за пределы собственного тела.

Шок? Я почувствовала легкое удивление, когда слово возникло у меня в голове, эластичное и плавкое. Надо думать, человек может испытывать настоящий физический шок в результате эмоциональных травм. Конечно, может, я знала точно…

— Клэр!

Я вдруг поняла, что Роджер зовет меня с нарастающей тревогой в голосе и трясет мою руку. С невероятным усилием я заставила себя сфокусировать на нем взгляд. Он выглядел по-настоящему обеспокоенным, и я смутно задалась вопросом, не начала ли я снова умирать. Но нет — для этого уже поздновато.

— Что?

Он выдохнул с облегчением.

— Вы на минуту очень странно стали выглядеть. — Его голос был надтреснутым и хриплым, как будто ему было больно говорить. — Я подумал… Хотите еще воды?

Предложение показалось мне настолько нелепым, что я почти рассмеялась. Но мне ужасно хотелось пить, и внезапно чашка холодной воды стала самым желанным предметом на свете.

— Да. — Слезы все еще бежали по моему лицу, но теперь приносили облегчение. Я не пыталась их остановить — слишком много усилий — и просто промокнула лицо влажной простыней.

До меня начинало доходить, что решение не умирать было не самым мудрым или, по крайней мере, не самым удобным выбором. Все проблемы за пределами моего собственного тела начинали возвращаться ко мне. Опасности, трудности… горести. Темные, пугающие вещи, как шелест летучих мышей. Я не хотела разглядывать картинки, которые лежали беспорядочной кучей где-то на задворках разума, выброшенные мной во время болезни, как балласт, чтобы оставаться на плаву.

Но если уж я вернулась, то вернулась к тому, кем была, — а я была доктором.

— Болезнь. — Я промокнула остатки слез и позволила Роджеру взять мои ладони в свои, чтобы помочь с чашкой. — Она все еще…

— Нет. — Он сказал это деликатно, придерживая кромку чашки у моих губ.

Что это в чашке? — смутно размышляла я. Вода и что-то еще — мята и что-то пахучее, горькое… Дягиль?

— Она прекратилась. — Роджер держал чашку, позволяя мне делать небольшие глотки. — За последнюю неделю никто не заболел.

— Неделю? — Я дернулась, и вода потекла у меня по подбородку. — Сколько я…

— Примерно столько же. — Роджер прочистил горло. Он сосредоточенно смотрел на чашку, одновременно осторожно проводя большим пальцем по моему подбородку, чтобы смахнуть воду, которую я пролила. — Ты была среди последней порции заболевших.

Я сделала глубокий вдох и выпила еще немного воды. У жидкости был мягкий сладковатый привкус, ощутимый сквозь горечь. Мед. Я соединила вкус и имя и ощутила облегчение, оттого что смогла восстановить этот кусочек реального мира.

Я поняла по поведению Роджера, что кто-то из больных умер, но не стала ни о чем его расспрашивать. Выбрать жизнь — это одно, воссоединиться с миром живых — нечто такое, на что у меня пока не было сил. Я вытянула свои корни и лежала, как увядшее растение, пока что не в состоянии снова пустить их в землю.

Знание о том, что люди, которых я знала — возможно, любила, — умерли, казалось потерей не меньшей, чем потеря волос. Ни с тем, ни с другим я пока была не в силах справиться. Я выпила еще несколько чашек медовой воды, несмотря на ее горечь, и опустилась на подушки — мой желудок казался мне маленьким и холодным воздушным шаром.

— Вам стоит отдохнуть, — посоветовал Роджер, опуская чашку на стол. — Я приведу Брианну, ай? Но вы спите, если вам хочется, ай?

У меня не было сил кивнуть, но я сумела скривить губы в подобии улыбки. Я подняла дрожащую руку и провела ей осторожно по своей остриженной голове. Роджер едва заметно отпрянул.

Он поднялся, и я заметила, каким худым и изможденным он выглядел — видимо, он всю неделю помогал ухаживать за больными, не только за мной. И хоронил умерших. Теперь он имел право проводить похороны.

— Роджер? — Говорить было ужасно трудно — трудно подбирать слова, вытаскивать их из запутанного клубка в голове. — Ты что-нибудь ел в последнее время?

Его лицо изменилось, облегчение осветило лицо, искаженное напряжением и тревогой.

— Нет, — ответил он, снова прочистил горло и улыбнулся. — Ничего со вчерашнего вечера.

— О, что ж… — сказала я и подняла одну руку, тяжелую, как свинец. — Тогда поешь. Иди и найди что-нибудь съестное, ладно?

— Да, — ответил он. — Хорошо. — Но вместо того, чтобы уйти, он замялся, сделал несколько быстрых широких шагов к кровати, наклонился и, заключив мое лицо в ладони, поцеловал меня в лоб.

— Ты прекрасна, — сказал он горячо и, сжав мои щеки в последний раз, вышел.

— Что? — переспросила я полуобморочно, но ответом мне был только шелест занавески — в комнату ворвался осенний ветер, принеся с собой запах яблок.

* * *

На самом деле я выглядела как скелет с очень неудачным ежиком, как я выяснила, когда набралась достаточно сил, чтобы попросить Джейми принести мне зеркало.

— Я полагаю, чепец ты носить не намерена? — спросил он, отвлеченно теребя муслиновый экземпляр, который принесла Марсали. — Ну, до тех пор, пока волосы не отрастут немного?

— Полагаю, что не намерена, черт возьми.

Сказать это оказалось не так просто после кошмарного видения, которое смотрело на меня из зеркала. На самом деле, на мгновение я почувствовала ощутимое желание выхватить чепец у него из рук и натянуть до самых плеч.

Я уже отвергала чепцы, предложенные миссис Баг — которая праздновала мое выздоровление как очевидный результат ее лечения от лихорадки, — Марсали, Мальвой и всеми остальными женщинами, которые приходили меня навестить. С моей стороны это было чистое упрямство — вид моих непокрытых волос возмущал их шотландские представления о том, как должна выглядеть женщина, и они годами пытались — с разной