Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Императору лишь с большим трудом удалось выбраться из города и прибыть в пригород, через который выходила наша армия. Он остановился и спешился на последнем мосту, называющемся «Мельничным». Только в этот момент Наполеон приказал заминировать большой мост. Отсюда император обратился к маршалам Нею, Макдональду и Понятовскому и приказал им удерживать город в течение еще одних суток или, по крайней мере, до ночи, чтобы дать возможность артиллерии, а также обозу и арьергарду время, необходимое, чтобы пройти через этот пригород и переправиться через мосты. Но едва император вновь сел на лошадь и вскачь помчался по дороге на Лютцен, как послышался ужасный взрыв!

Большой мост через Эльстер только что взлетел на воздух! Однако войска Макдональда, Лористона, Рейнье и Понятовского, а также свыше двухсот орудий еще находились на Лейпцигском бульваре, и они, таким образом, лишились единственного пути отступления! Катастрофа была полной и ужасной!

Для объяснения причин этой катастрофы позже было сказано, что прусские и шведские стрелки, которым баденцы открыли ворота Халле, подбирались все ближе и ближе к окрестностям моста, где они объединились с саксонскими гвардейцами и захватили несколько домов, откуда стреляли по французским колоннам. Видя все это, сапер, которому было поручено поджечь фитиль мины, обманутый этой перестрелкой, решил, будто враг приближается и наступил момент выполнить приказ и взорвать мост. Другие авторы приписывают эту прискорбную ошибку артиллерийскому полковнику по фамилии Монфор. Он, заметив нескольких вражеских стрелков, якобы по своей воле приказал взорвать мост. Эту последнюю версию принял император и приказал судить Монфора. Из него сделали, таким образом, козла отпущения за произошедшее фатальное событие. Однако позже было доказано, что он не принимал в этом никакого участия.

Как бы то ни было, армейская молва еще раз обвинила начальника штаба в оплошности и совершенно резонно утверждала, что охрану моста он должен был бы поручить целой бригаде под командованием генерала, чтобы тот нес за защиту моста личную ответственность и должен был бы сам приказать поджечь фитиль тогда, когда счел бы, что наступил нужный для этого момент. Однако Бертье защищался, отвечая как обычно: «Император этого не приказывал!..»

После взрыва моста многие французы, отрезанные от пути к отступлению, бросились в Эльстер, чтобы его переплыть. Многим это удалось. Среди них был и маршал Макдональд. Но огромное количество наших солдат и офицеров, в том числе князь Понятовский, погибли, потому что, переплыв через реку, они не смогли взобраться на крутой берег реки, к тому же с противоположного берега в них стреляли вражеские пехотинцы.

Те из наших солдат, кто остался в городе и в его пригородах после взрыва моста, думали теперь лишь о том, как дороже продать свою жизнь. Они забаррикадировались в домах и мужественно сражались весь день и часть следующей ночи. Однако у них кончились патроны, поэтому они были захвачены неприятелем в своих импровизированных укреплениях и почти все убиты! Резня прекратилась лишь в два часа ночи!

В это время монархи-союзники, собравшиеся на большой городской площади, праздновали свою победу и обсуждали, что им оставалось сделать, чтобы закрепить ее результаты, Бернадотт был среди них.

Число французов, зверски убитых в домах, оценивают в 13 тысяч. 25 тысяч было взято в плен. Врагам досталось 250 пушек.

После рассказа об общих событиях, завершивших битву при Лейпциге, я считаю своим долгом рассказать о тех, в которых участвовали мой полк и остальные войска кавалерийского корпуса Себастьяни. На протяжении всех трех дней большого сражения мы отбили много вражеских атак и сохранили за собой наше поле битвы. Поэтому когда мы 18 октября вечером узнали, что из-за недостатка артиллерийских зарядов мы должны будем отступать, то наше удивление и огорчение были очень велики. Мы надеялись, по крайней мере, и кажется, именно таков был план императора, что наше отступление ограничится отходом за реку Заале возле крепости Эрфурт, где мы сможем восстановить наши запасы пороха и возобновить военные действия. 18 октября в 8 часов вечера мы сели на лошадей и покинули поле битвы, на коем мы сражались на протяжении трех дней и где мы оставили стольких своих несчастных и славных товарищей.

Как только мы оказались за пределами бивуака, мы сразу же испытали на себе неприятные последствия оплошности императорского штаба, абсолютно ничего не приготовившего, чтобы облегчить отступление столь многочисленной армии! Каждую минуту колоннам, особенно артиллерийским и кавалерийским, приходилось останавливаться, дабы переправиться через широкие рвы, болота и ручьи. Через них, однако, было бы так легко перебросить небольшие мостки! Колеса и ноги лошадей погружались в грязь. Ночь была очень темная, поэтому везде царили беспорядок и неразбериха, и наше продвижение было крайне медленным, пока мы находились на равнине и среди лугов. Часто движение еще более замедлялось, когда надо было проходить через пригороды и населенные пункты. Мой полк находился во главе колонны дивизии Экзельманса, открывавшей этот тягостный марш. Мы пришли к мосту Линденау только в 4 часа утра 19 октября. Переправившись через него, мы были далеки от того, чтобы предвидеть ужасную катастрофу, свидетелем которой этот мост оказался через несколько часов.

Наступил рассвет: широкая ровная дорога была покрыта многочисленными полками всех наших армий. Это говорило о том, что французская армия будет еще значительной, придя на берега реки Заале. Промчался император… Но, проезжая галопом мимо флангов колонны, он не услышал возгласов: «Да здравствует император!», какими обычно сопровождалось его появление перед войсками.

Армия была недовольна тем, что столь мало внимания было уделено обеспечению ее отступления после отъезда Наполеона с поля битвы. Что сказали бы войска, узнав о непредусмотрительности, проявленной при переправе через Эльстер, который сами они только что пересекли, но где столько их товарищей вскоре нашли смерть!

Мы услышали взрыв, разрушивший мост через Эльстер, во время нашей остановки в Маркранштедте, маленьком городке, расположенном на расстоянии 3 лье от Лейпцига. Однако вместо того, чтобы огорчиться, каждый из нас обрадовался, потому что мы не сомневались: мост был взорван уже после прохождения всех наших колонн, чтобы помешать движению врага.

Во время нескольких часов отдыха в Маркранштедте, не имея понятия о только что происшедшей на реке катастрофе, я смог внимательно осмотреть наши эскадроны и узнать о потерях, понесенных полком во время трехдневного сражения. Я пришел в ужас! Потери составляли 149 человек, из них 60 убитых, среди них 2 капитана, 3 лейтенанта и 11 унтер-офицеров. Это была громадная цифра для полка в 700 человек, прибывшего на поле сражения утром 16 октября. Почти все раненые были ранены ядрами или ружейным огнем, что, к сожалению, давало очень мало надежды на их выздоровление. Возможно, мои потери были бы вдвое большими, если бы во время битвы я не принял мер предосторожности и не отвел, по мере возможности, мой полк от пушечного огня. Это заслуживает объяснения.

Существуют такие обстоятельства, когда генерал, каким бы человечным он ни был, оказывается перед неприятной необходимостью разместить свои войска на виду у противника, под огнем его артиллерии. Но очень часто случается и так, что некоторые командиры без всякой пользы выставляют свои войска в линию прямо перед батареями противника и не предпринимают никаких мер, чтобы избежать потерь. Однако эти меры иногда очень легко осуществить, особенно для кавалерии, которая благодаря скорости передвижения может в одно мгновение оказаться в той точке, где она необходима, и выстроиться желаемым образом. Подобные меры предосторожности оказываются наиболее необходимыми именно для крупных отрядов кавалерии и на больших полях сражений. Однако именно там этим занимаются меньше всего.